Король с большой дороги (СИ)

- Надобно было сказать ему, - откликается заносистый тенор, - что по весне молодой Роберт гостил в Велиозере и никак не мог очутиться у Антаресского тракта.

- Зачем? На всякого дурака - не напасешься языка. Тэн Инграм для каждого деревенского недотепы найдет два увесистых довода: левый и правый!

- Что-то мэтр совсем заработался... Ночь уже, а его до сих пор нет.

- Коли скучаешь, сходи навести! - баритон кашляет и бранится.

Не дожидаясь развязки, я тихонько стучу по двери и быстро отпрыгиваю в крошечный, темный закуток под лестницей.

Тотчас слышится короткая возня. Стражники неохотно поднимаются на ноги, гремя ключами и переругиваясь. Долговязый парень отперает замок и удивленно кричит в полутьму узилища:

- Это вы, мэтр Марддин?

- Легок на помине, - произносит высоким тенором худощавый напарник верзилы, с трудом выглядывая из-за его спины. - А где мэтр?

- Никого не вижу, - дылда растерянно шарит глазами.

- Кто-то ведь постучал.

- Да мало ли... Крысы грохочут, наверное...

В голосе долговязого сквозит легкая досада. Он захлопывает дверь, но почему-то не запирает ее. Выбравшись из укрытия, я поднимаю с пола небольшой камень. Швырнув его в железную обшивку, снова ныряю под покров спасительного мрака.

На этот раз дылда мигом врывается в подземелье, угрожающе выставив перед собой копье:

- Кто здесь?! Покажись!

Он быстро спускается по ступенькам и замирает почти напротив меня. Как тут не вспомнить слова святого старца: "При всяком малейшем деле и начинании дела, когда ступаешь по ровному месту или по ухабистой дороге - всегда взывай к Отцу о помощи, иначе не будет благополучия". Кажется, сейчас самое время узнать, кто из нас сумел перекричать другого, обращаясь к Всевышнему.

Худосочный приятель верзилы топчется наверху, выставив перед собой чадящий факел:

- Есть тут живые?

- О чем ты, Росас? - долговязый плюет под ноги и медленно направляется к нему.

- Так снова ж полнолуние. Духи бродят. Слыхал, что Феррекс сказывал?

- Пить надо меньше!

- Трезвым был. Как мы с тобой. Я у Морриса потом спрашивал. Китс тоже видал.

- Кого?

Росас взволнованно понижает голос:

- Белого висельника. Отец Елеазар перед причастием про него упомянул. Мол, глаз у духа нет, на шее - табличка, говорить не могет, только сипит. Кого коснется, тот падет замертво.

- Значит так, - решительно заявляет баритон. - Ты пока здесь карауль, а я дойду до башни и позову священника. Пущай дверь окропит что ли, молитву прочтет. Мы супротив призраков воевать не нанимались.

Он уходит, а Росас, закрепив факел в настенном держателе, устало опирается спиной на косяк. Из укрытия мне хорошо видно фигуру сонного охранника и кусочек звездного неба слева от него.

Сердце колотится, как сумасшедшее. Воля! Она совсем близко. Пускай в заточенье сидят красотки, ожидая благородных спасителей. Мужчине по силам самому позаботиться о себе. Свобода манит, ее ласки полны почти материнской нежности, легкий шепот приятнее лучшей музыки, медовый запах возбуждает сильнее, чем изысканные ароматы из разноцветных флаконов.

Напрягши связки, я издаю зловещий хриплый сип. Стражник подпрыгивает, точно ужаленный. Пока он раздумывает, что делать, из заполненной тьмой ниши высовывается моя левая рука в закатанном до середины запястья белом рукаве.

Клянусь, я ожидал, что худощавый охранник завопит и кинется прочь. В крайнем случае, попробует напасть на меня. Однако он не делает ни того, ни другого. Росас пошатывается, как-то странно икает и, потеряв сознание, грузно оседает на землю.

Внутри каждого живет страх. Он есть и у меня. Я боюсь оглохнуть и не услышать больше ни величественных раскатов церковного органа, ни лютни бродячего музыканта, ни дудки пастуха. Однако бесплотный дух вряд ли смог бы меня напугать.

Крадучись, я приближаюсь к выходу из тюрьмы, гашу факел и обшариваю лишившегося чувств охранника. Мне приглянулись его сапоги, короткий суконный плащ и пояс с оружием. Пусть меч останется с хозяином, а вот нож, изготовленный из отслужившей свое косы, думаю, не прочь составить компанию новому владельцу. Такие клинки, частенько именуемые косенками, имеют темноватое лезвие и некрасивы на вид, однако после должной обработки - ковки или шлифовки - режут прекрасно, как ни один роскошный, богато украшенный кинжал.

"Только мы с ножом по двору идем, только мы с ножом на дело идем..."

Поразительно, но никто не мешает мне грабить и облачаться в чужой наряд. Эта часть замкового двора пустует. Зато у восточной стены толпятся люди, гремит музыка, сияет множество светильников. Думаю, там проходит разгульный пир, посвященный долгожданной встрече депутата Валтуйского и его избранницы. Предпочту уклониться от посещения столь значимого для местных жителей праздника.