Король шпионских войн: Виктор Луи — специальный агент Кремля

Собственно, из-за столовой Виктора и познакомили с Фаиной Киршон: в старине он ничего не понимал, но хотел выглядеть понимающим и попросил её помочь подыскать в столовую «что-нибудь этакое». Где брать антикварную мебель? Можно было, конечно, везти из Англии, но это неинтересно: там всё понятно, всё имеет свою цену. В Москве же легальный антикварный рынок возник вскоре после смерти Сталина, когда государство решило замкнуть на себе итак существовавший оборот старины. К тому же нужно было присматривать за тем, что генералы-победители вывезли из Германии «частным порядком»[13]: всё равно это торговалось, так пусть уж лучше торгуется с комиссией в пользу государства.

Так возникли комиссионные магазины.

Виктор не был знатоком, но обожал «клюкву», «клюквенное» — кич, экзот, скрещенный со стариной. Например, мог попросить: «Фаина, мне нужен «Павел с ушами»» — это означало, что ему захотелось стул времён Павла I из карельской березы со спинкой, напоминающей уши.

Однажды, посещая по работе квартиры потенциальных продавцов своей мебели, Киршон приметила гарнитур, которому, на её взгляд, было самое место в Викторовой столовой. Она позвонила Луи, описала свою находку, дала телефон, а когда приехала к нему на дачу в следующий раз, гарнитур уже стоял: прежний владелец за него просил около пяти тысяч рублей, и Виктор уже успел совершить гешефт.

«Он жил по совершенно неизвестным для меня законам и порядкам. Я понимала, что существует у него какая-то жизнь, о которой я не знаю и о которой, наверное, мне и не нужно знать. И только сейчас я понимаю, что, наверное, он был нужен, раз ему разрешали так жить», — вспоминает Фаина Киршон.

На первом же этаже располагалась «контора» — так в этом доме называли кабинет хозяина, его штаб, его командный пункт, где возникали, кристаллизовались и осуществлялись самые сложные и дерзкие медийные операции, влиявшие, без преувеличения, на ход мировой истории. В «конторе» стоял огромный дубовый стол-«аэродром», характеризовавший не ряженого, а реального «управленца»: он был завален в несколько слоёв бумагами и заставлен различными самыми современными «дивайсами» (в разные эпохи разными) — от телефонов и пишущих машинок до компьютеров и портативных телевизоров.

Позади стола с вызовом красовался радиоприёмник, шкалы которого говорили о мощности, а полутораметровая антенна — о пристрастиях хозяина, который, в отличие от остальной части страны, без опаски и утайки слушал «голоса». Ведь по ним вплоть до середины горбачёвской перестройки будет часто слышаться: «Согласно информации, полученной от независимого московского журналиста Виктора Луи…» Здесь же работала Дженни, но ей предназначался, соответственно масштабу личности, маленький столик. А в углу кабинета, рядом с балконной дверью, на основании из тёмного дерева высился глобус, который Луи, словно куклу вуду, исколол маленькими булавками с красными флажками, отмечая покорённые части планеты.

Из кабинета, который был переделан из веранды и утеплён, а потому имел огромные, неправдоподобные окна, вели выход на летнюю террасу и «потайная» лестница: она вела в самое интересное, чему по градусу изумления в ту эпоху ни Рабин, ни ар-нуво, были не ровня.

Перед очутившимся в чреве «луёвой» дачи представало невероятное: библиотека, точнее — целый книжный зал, в котором без стыдливых суперобложек из газеты стояли лучшие образчики сам- и «там»-издата: Солженицын, Тарсис, Виктор Некрасов, Белинков и многие другие. Да зачем перечислять? — заглянем в оглавление постсоветского трёхтомника «Антология Самиздата» под редакцией Игрунова: почти всё это было в оригинале в библиотечном подвале у Виктора Луи!

И ещё один штрих: в этой комнатке не было окон, и хозяин ласково называл её «бункером»…

Библиотека стояла особым чином в ритуале первопосещения дачи Луи, который для каждой категории посетителей разнился. Теперь, как известно, принято разделять «интеллигенцию» и «интеллектуалов» — Виктор умел это делать уже тогда. Первых сперва подкармливали и подпаивали в столовой, после чего, дождавшись нужной кондиции, вели «в подполье», которое в этом случае играло роль аттракциона. Глаза широко раскрывались, челюсть отвисала, ручонки охватывал мелкий предательский тремор: «Витька-а!.. Да это ж… а тебя за это не того?… А-хрене-е-е-еть!!!». Собственно, аттракцион этот был не для гостя, а для хозяина.

Вторых — а это, как правило, были авторы того, что стояло на полках — по-деловому вели сразу в подвал и подводили к нужной полке. Убедившись, что момент достаточно сакрализован, Виктор триумфально снимал с полки «тамиздатовский» томик и вручал его трепещущему автору, который зачастую видел его впервые.