Король снов

Престимион выбрал для встречи дегустационный зал замка Малдемар. Он всегда ощущал какое-то необычайное обаяние этого места, хотя многие считали его мрачным. Зал, куда можно было спуститься из подвала, располагался в начале глубокой пещеры, вырубленной в зеленом базальте и тянувшейся на изрядное расстояние в глубь горы в сторону Замка. Здесь всегда было прохладно и неизменно поддерживалась одна и та же температура, а по обе стороны широкого прохода от пола до потолка высились стеллажи, где в темноте хранились покрытые толстым слоем пыли бесчисленные бутылки, ни одну из которых не было бы зазорно собственноручно откупорить королю, а возраст вин уходил в туман времен на сотню, а то и больше лет. Вход в зал преграждала старинная железная дверь. В замке Малдемар просто не было более подходящего места, где они с Деккеретом могли бы побеседовать на любые темы, не опасаясь, что их даже случайно прервут или подслушают.

Он попросил, чтобы для них в зале поставили бутылку коньяка, и с удовольствием увидел, что смотритель погребов Абриганта выбрал пузатую, почти шарообразную флягу ручного дутья, покрытую более чем столетним слоем пыли; на выцветшей этикетке он разобрал дату — напиток был изготовлен в дни лорда Гобриаса, предшественника Пранкипина на троне короналя. Престимион щедро налил его в два простых дегустационных бокала. Затем они с Деккеретом некоторое время сидели молча, смакуя изумительный коньяк. — Я глубоко разделяю скорбь по поводу вашей утраты, Престимион, — произнес наконец Деккерет после долгого молчания. — Я очень любил Теотаса. Как жаль, что этот изумительный напиток, если мне вдруг выпадет счастье вновь его попробовать, будет напоминать о его смерти.

Престимион серьезно кивнул.

— Я никогда не думал, что смогу пережить его. Несмотря даже на то, что он сильно сдал и выглядел намного старше своих лет, все равно между нами была большая разница в возрасте. Но вдруг случается такое вот чудовищное происшествие, и…

— Да, — кивнул Деккерет. — Но, возможно, ему и не была написана на роду долгая жизнь. Вы сами только что сказали, что он быстро старел. В нем всегда пылало пламя. Словно в груди у него была печь, сжигавшая его изнутри. Взять его характер… эта нетерпеливость…

— Вы отлично знаете, что я тоже не чужд некоторых из этих качеств, — отозвался Престимион. — Но в очень умеренной степени. А он обладал ими в полной мере. — Он умолк и на некоторое время задумчиво прильнул губами к бокалу. Вкус коньяка был удивительно мягким, зато его не сразу ощутимый аромат вдруг проявлялся во рту с силой, сопоставимой со взрывом галактики. Затем, видимо сочтя, что пауза достаточно затянулась, понтифекс заговорил вновь: — Ведь он убил себя, не так ли, Деккерет? Чем это еще могло быть, как не самоубийством? Но почему? Почему? Да, он испытывал большое напряжение, но каким же оно должно было оказаться, чтобы вынудить такого человека, как Теотас, расстаться с жизнью?

— Престимион, я думаю, что он был убит, — негромко отозвался Деккерет.

— Убит?

Даже если бы Деккерет ни с того ни с сего ударил Престимиона по лицу, тот едва ли изумился бы сильнее.

— Точнее, наверное, будет сказать, что неведомая нам пока внешняя сила довела его до такого состояния рассудка, при котором смерть показалась ему более привлекательной, чем жизнь, а затем та же сила увлекла его туда, где найти смерть было легче всего.

Престимион грудью навалился на стол, не отрывая взгляда от лица собеседника. Слова Деккерета глубоко потрясли все его существо. Ему очень не хотелось верить во что-то подобное. Но мир не позволяет человеку верить только в то, что его устраивает.

— Продолжайте, — проговорил он. — Я хочу выслушать все от начала до конца.

— Он был у меня в кабинете, — сказал Деккерет, — в последний день его жизни, ближе к вечеру. Как вы знаете, я предложил ему стать моим Верховным канцлером — думаю, это достаточно ясно говорит о степени моего уважения и доверия к нему, — но он никак не мог сказать ни да, ни нет на этот счет, так что я в конце концов пригласил его к себе, чтобы вынудить дать ответ.

— Но почему он так колебался? Вероятно, из-за Фиоринды?

— Да, именно семейные обстоятельства он назвал в качестве основной причины, пояснив, что леди Вараиль просила леди Фиоринду быть ее компаньонкой в Лабиринте, и он не может позволить собственным амбициям встать на ее пути. Но помимо этого он видел сны. Очевидно, каждую ночь его терзали неописуемые кошмары.

— Я знаю. Вараиль слышала об этом от Фиоринды. Впрочем, знаете, дурные сны в последнее время начали видеть многие. Они тревожат и мою дочь Туанелис. А также с недавних пор и Вараиль.