Король снов

Деккерет почувствовал, что против воли заинтересовался, что же намеревается сказать им этот человек. Правда, исходя из своего обычного скептического отношения ко всему, связанному с колдовством, подкрепленному такой явной профанацией этого занятия — как же, на рынке, среди толпы, за пять медяшек, — он не ожидал ничего достойного внимания Однако можно было позабавиться тем, до какой степени ошибется предсказатель Скажем, если он увидит, что Динитак скоро откроет лавку в Алаизоре и станет преуспевающим торговцем Или совершит поездку в какое-нибудь место, которое всю жизнь желал посмотреть, например в Горный замок.

Но то, что потом произошло, оказалось совершенно не забавным Заученное бормотание мага замедлилось, усмешка исчезла, а предсказатель резким движением прижал ладонь ко рту, как будто ему внезапно стало плохо. Он выпучил глаза, глядя на Динитака с неподдельной тревогой — нет, с настоящим ужасом. Так можно было бы смотреть на человека, который только что объявил, что болен какой-то смертельно опасной болезнью, вроде чумы.

— Держите ваши пятьдесят мерок, мой господин! — сказал астролог после непродолжительной паузы. Его голос дрожал. — Я не в состоянии просмотреть ваш гороскоп. Мне ничего не остается, кроме как вернуть ваши деньги. — Не выпуская запястья Динитака, он выудил из кармана пять монет, сунул их ему в руку и торопливо, почти бегом, удалился. Прежде чем затеряться в толпе, он несколько раз оглянулся; на его лице застыло испуганное и потрясенное выражение.

Динитак застыл на месте; его смуглое лицо покрылось неестественной бледностью, зубы крепко закусили нижнюю губу, а глаза были полны изумления. Деккерет ни разу еще не видел своего друга настолько ошарашенным. Похоже, что Динитака, как и мага, тоже напугало столь неожиданное завершение предсказания.

— Я не понимаю, — чуть слышно сказал он. — Я что, такой страшный? Что он увидел?

9

— Я — Тастейн, и со мной человек, приехавший для встречи с графом Мандралиской, — сообщил Тастейн стражнику-гэйрогу, стоявшему у входа в здание, бывшее когда-то дворцом прокуратора.

Гэйрог лишь скользнул по обоим холодным взглядом немигающих глаз.

— Проходите, — без выражения сказал он и отступил на шаг в сторону.

Тастейн никак не мог привыкнуть к тому, что ему достаточно назвать свое имя, и его немедленно пропустят в невероятно великолепный дворец, бывший когда-то жилищем прокуратора Дантирии Самбайла. Ему до сих пор трудно было до конца поверить даже в то, что он на самом деле жил в великом городе Ни-мойе. Для мальчика, выросшего в Сеннеке, жалком провинциальном городишке, даже простая поездка в Ни-мойю могла стать недостижимой мечтой всей жизни. В той части страны, откуда он прибыл, существовала даже пословица: «Увидеть Ни-мойю — и умереть!» Так что, сознание, что он находится в самом сердце этого величайшего из всех городов, живет в каких-нибудь нескольких сотнях ярдов от дворца и имеет возможность беспрепятственно входить в это величественное здание, не переставало поистине ошеломлять юношу.

— Вы уже когда-нибудь были в Ни-мойе? — спросил он у незнакомца, которого сопровождал к графу.

— Это первый раз, — ответил тот. Он говорил со странным резким акцентом, который Тастейн никак не мог определить: «'то ф п'рфый расс». Судя по документам, он прибыл из места под названием Уулисаан. Тастейн понятия не имел, где оно могло находиться Возможно, в каком-то отдаленном районе южного побережья, далеко за Пилиплоком. Тастейн знал, что жители Пилиплока разговаривали со странным акцентом, и, возможно, речь обитателей еще более дальних краев была даже более диковинной.

Впрочем, в этом посетителе было очень немного таких черт, которые не казались бы Тастейну странными. За последние месяцы Мандралиска принял у себя огромное количество непонятных людей. Обязанностью Тастейна было встречать их в гостинице, где размещалось большинство таких посетителей, провожать в официальный штаб Движения на проспекте Гамбинерана, проверять там их документы, а затем препровождать во дворец для встреч с графом. Он уже привык к ежедневному появлению людей далеко не респектабельного облика, относившихся подчас к тем слоям общества, представители которых, как правило, стараются избегать дневного света. Мандралиска, похоже, очень интересовался людьми такого сорта. И тем не менее этот был, пожалуй, самым необычным.