Король-Солнце Людовик XIV и его прекрасные дамы

Несостоявшееся замужество мадемуазель обернулось для королевства делом государственной важности. Людовик ХIV позаботился о рассылке всем послам Франции за границей уведомлений с инструкциями, чтобы «его поведение не было истолковано злонамеренным образом и не осуждено теми, кто не был должным образом проинформирован». Далее король пространно рассуждал о тех советах по благоразумию, коими осыпал свою кузину, и намного меньше о своем согласии – «молчаливом согласии», как уточнял Людовик, – которое он позволил вырвать у себя с единственной целью – «не огорчить французскую знать». В ответ монарх получил от всех европейских дворов послания, восхвалявшие его за то, что он сохранил незыблемое высокое превосходство принцев над рядовыми дворянами.

В течение всей этой богатой на события и проявление самых различных эмоций трехдневной истории де Лозен вел себя чрезвычайно сдержанно. Несостоявшееся превращение в герцога Монпансье позволило ему выявить всех своих тайных врагов и оценить преданность истинных друзей. Конечно, в глубине души он был обижен на короля, уступившего напору окружения, но сохранял поведение человека, достойно подчинившегося воле своего повелителя, и эта манера держаться понравилась королю. Как писала Мадам де Севинье, «то, что он потерял, – бесценно, но милость короля, которую он сохранил, не имеет цены». Король чувствовал, что должен возместить этому послушному слуге понесенный им ущерб. В конце декабря 1670 года Лозен получил огромную сумму в 500 000 тысяч ливров, которая позволила ему разделаться с наиболее скандальными долгами. 9 января 1671 года графу даровали право «большого входа», привилегию свободного доступа к королю в любое время дня, каковую имели только камергеры. На Пасху его облагодетельствовали должностью губернатора Берри, приносившей приличный доход. Позднее ходили слухи о назначении его губернатором Лангедока, далее о герцогстве и даже маршальском жезле. Однако от последнего де Лозен отказался, заверив, что хочет добиться этого, следуя «дорогой чести».

Великая мадемуазель тем временем не переставала предаваться горю. Сначала она проводила время в монастырях, погружаясь в молитвы, ужасно исхудала и в любой момент могла разразиться рыданиями. Однако де Лозен посоветовал ей не отстраняться от светской жизни.

Летом 1671 года скончалась жена герцога Йоркского, брата английского короля Карла II, оставив его вдовцом с двумя дочерьми, Марией и Анной, 8 и 5 лет соответственно. Французский двор оживился, увидев в этом возможность, наконец, достойным образом пристроить великую мадемуазель, полагая, что разница в возрасте невелика (будущий Иаков II был всего на 6 лет моложе своей кузины). К тому же ее богатое приданое было позарез нужно брату короля, которого парламент держал буквально в черном теле и его приходилось поддерживать французскими субсидиями. Однако сей спасительной идее было суждено умереть в зародыше, поскольку герцог Йоркский потребовал от лорда Питерборо, на которого возложили задачу поиска невесты, чтобы кандидатка была молода и красива. У короля наследников не было, а Иаков еще не потерял надежду обзавестись сыном.

Поскольку его будущей жене предстояло сыграть важную роль в дальнейшей судьбе де Лозена, стоит сообщить, что герцог Йоркский вступил во второй брак с принцессой Марией-Беатриче Моденской, дочерью герцогини д’Эсте (урожденной Лауре Мартиноцци, т. е. одной из «мазаринеток»), в ту пору регентше при малолетнем сыне. Девушка была на 25 лет моложе своего суженого, ослепительно красива и не желала идти замуж, ибо собиралась постричься в монахини. Уломать ее смогло только послание папы римского, указывавшее на исключительную важность укрепления католицизма в протестантской Англии и разъяснявшее, что поле достойной деятельности в этой стране будет более обширным, нежели в монастыре. Когда в 1673 году Мария пошла под венец, ей исполнилось всего пятнадцать лет; по ее прибытии в Лондон Иаков заявил своим дочерям, что теперь они получили подругу для игр. Так оно и вышло: вскоре новая герцогиня с детским задором сражалась с ними в снежки и чрезвычайно привязалась к обеим девочкам.

Великая мадемуазель надеялась, что король, разжалобленный ее несчастным видом и полной покорностью его воле, все-таки даст согласие на брак, хотя бы на тайный, но время шло, а Людовик даже запретил ей сделать дарственную на княжество Домб в пользу де Лозена, каковое решение она приняла вновь. Воспитанная в духе глубоко религиозного почитания нравственности, чрезвычайно гордая, преисполненная чувства чести, принцесса не могла ступить на стезю греха. Невзирая на ходившие в то время сплетни, подавляющее большинство историков считает, что она и предмет ее обожания любовниками не были. Де Лозен равным образом ощутил, что фавор его слабеет, ибо министр Лувуа, приобретавший всё большую власть, всячески ставил ему палки в колеса. Графа также разбирало зло на Мадам де Монтеспан, поскольку он был уверен, что именно ее козни сорвали его женитьбу.