Король среди ветвей

За ужином Король, в наплыве ребячливого добродушия, воскликнул, обращаясь ко мне: «Томас! Откуда такая печаль?». Я уж было и ответил ему с неменьшей беспечностью, да вдруг заметил, как смотрит на меня Королева. Под этим гордым и горестным взглядом я ощутил, что смятение обуревает меня, - так, будто слово «печаль» раскрывается во мне подобно темному цветку, - и уставился в тарелку, точно смущенный ребенок, и уж не знаю, что бы произошло, если б Король, все такой же веселый, не воскликнул вдруг: «Тристан! Спой для печального Томаса!», после чего я набрался сил, чтобы взглянуть на Тристана, смотревшего на Королеву.

Король, не способный долее справляться со страстью к охоте, попросил меня присмотреть в его отсутствие за Королевой. Это означает, что я обязан повсюду следовать за ней и Тристаном. Король отбывает завтра на утренней заре и возвратится только к ночи.

Я сообщил Брангейне о планах Короля.

Когда же она попыталась поблагодарить меня, кровь бросилась мне в голову,  да так, что я лишился способности и видеть, и слышать. Помню только, что Брангейна откинула голову назад, как если бы я ударил ее по лицу.

С чего начать?

Я люблю иногда пройтись в полуденную жару по королевскому саду. Белые и красные розы на клумбах, трехцветные фиалки и водосбор, переплетенные тени буковых ветвей на песочных дорожках, свинцовая купальня для птиц с вырастающим из середины ее темным изваянием сокола, увитая багровым виноградом беседка, плеск фонтана, чья вода истекает из пастей четырех леопардов, - все это успокаивает растревоженный разум, успокаивает и самое тело, которое, точно усталое животное, ищет укромных и тихих мест, где можно было бы полежать в прохладе темно-зеленых теней. Здесь и там расставлены по саду покрытые мягким дерном скамьи, однако я ушел в самую его гущу, к дальней стене. Тут я лег на траву под плодовыми деревьями. Каменная стена высоко вставала надо мною; сквозь зеленую листву и перекрученные ветви небо едва различалось. Король охотился в лесу. Королева удалилась к своим камеристкам. И я закрыл в спокойствии сада глаза.

Когда же я открыл их, надо мной склонялось лицо Короля. Что происходит, я понял не сразу. Король, решил я, пришел, чтобы полежать со мной в садовой тени, как делывал он в отроческие дни, когда ему нравилось валяться на траве, выспрашивая у меня, существует ли в добавление к каждому отдельному дереву субстанция, именуемая «Дерево» и обладающая реальным бытием, и если существует, то чем это «Дерево» отличается вон от того, стоящего перед нами. Потом мне стукнуло в голову, что я, надо думать, сплю, - Король же охотится в лесу. Но я уже понял, что не сплю, в лице Короля читались напор и суровость, глаза были полны печали и гнева. Он грубо встряхнул меня: «Томас!». Я встал и последовал за ним, и меня охватило ощущение, что зеленая тень, тропинки, фонтан, розы, спокойствие этого часа - все блекнет и распадается за моей спиной, подобно тем образам, что стоят, резкие и яркие, перед умственным взором, а откроешь глаза - и они, дрогнув, тускнеют.

Король провел меня двором в башню Королевы, из которой вела в ее обнесенный стеною сад узкая дверь.

Я шел за ним по песчаной дорожке, затененной растущими по одну ее сторону миндальными деревами и грецким орехом. Мы миновали пруд с рыбками, маленький травяной огородик, где росли шалфей, иссоп, душица и рута, квадратные купы роз и маргариток, рощицу боярышниковых деревьев. Здесь и там попадались мне на глаза ниши в стене - с дерновыми сиденьями, укрытые ветвями, выросшими на решетчатых отгородках. В северо-западном углу сада стояла высокая, выше моей головы, зеленая изгородь с прорезанным в ней арочным проходом. Вступая в него, Король извлек меч. Я вступил следом и мы, пройдя круто изгибающимися дорожками лабиринта со шпалерами по обеим их сторонам, достигли, наконец, скопления фруктовых деревьев, за которым поднималась стена сада.

Под грушевым деревом лежали Тристан и Королева, спящие. Лежали на белом холсте, под красным шелковым покрывалом с парчовыми золотыми львами. Лежали в зеленой тени, обнявшись, уста к устам. Покрывало, частью отброшенное, открывало их голые руки и торсы. Груди Королевы прижимались к груди Тристана. Что меня поразило, так это ее волосы - распущенные, нагие, буйные, подобные только что извергнутой желтой лаве, стекающей по ее плечам, переливаясь поверх Тристана, пылая на покрывале.

Дыхание их было мирным. Я не мог заставить себя взглянуть Королю в лицо.

Он наклонился ко мне и хрипло прошептал: «Нам должно найти свидетелей». Потом повернулся и пошел прочь.

Я вытащил кинжал, подкрался к спящим. Склоняясь над Тристаном, я вообразил, как кто-то следит за мной с дерева: за убийцей в саду. Осторожно уложил я кинжал с осыпанной каменьями рукоятью поперек голого горла Тристана. И распрямившись, пошел по огражденным тропкам следом за Королем.