Король цирка

Вся компания проводила время за разговорами, расслабленно развалившись на палубе под лучами теплого солнца. Только русский богатырь Громобой Иванович безмолвно стоял, прислонившись к мачте и глядя на буруны за кормой корабля. Цезарь Барберри, который тяжелее всех перенес приступ морской болезни, окончательно пришел в себя и, беззаботно озираясь по сторонам, приговаривал:

— Родина артиста — весь белый свет! Мы, люди искусства, можем жить в любой точке земного шара.

— Мне тоже так думается, дружище, — подхватил Густав. — Я бывал в России, объездил всю Сибирь. В Нижнем Новгороде клоуна Густава знали не хуже, чем в Мадриде или Кадисе. Для нас, как и для других бродяг всякого рода, знакомство с новыми краями — это всегда радость. Между прочим, на Балканах я ни разу не был.

И тут в разговор вступила мадемуазель л’Эстабилье, сообщив всем присутствующим, что ей когда-то уже довелось побывать на Балканах в составе парижского кабаре. Она расхваливала тамошнюю публику, с восторгом отзываясь о гостеприимстве местных жителей. Вскоре, однако, выяснилось, что мадемуазель, как все французы, не в ладах с географией и на самом деле рассказывает о Венгрии. Миклош понял это, когда она упомянула о Дебрецене — ведь город с таким названием есть только в Венгрии.

Полковник Симич, осознав, что все опасности остались позади и больше ничто не помешает ему доставить по назначению его нелегальный груз, заметно повеселел и с довольным видом прохаживался по палубе, подкручивая усы.

Но охотнее всего он проводил время в компании Миклоша и Виктора, испытывая явную симпатию к этим бравым, крепким парням, похожим друг на друга, как родные братья. Он подолгу рассказывал им о своем боевом прошлом и не скрывал, что хотел бы видеть их в рядах македонских повстанцев.

— Поверьте мне, — поговаривал он, — во всем мире, пожалуй, нет таких отважных воинов, как в албанских и македонских горах. Но неплохо было бы, если б число этих смельчаков увеличивалось за счет молодежи. Знаете, бывали случаи, когда молодые парни в долине Вардара[18] становились вождями племен и даже македонскими воеводами.

Полковник Симич знал эти края как свои пять пальцев и мог без конца рассказывать о людях, которые здесь обитали.

— Народ, веками обживавший эти дикие места, теперь остался только в легендах, сохраненных потомками тех мужественных людей. В те давние времена далматинцы безраздельно господствовали и на море, и на суше. Их правители вели постоянные войны с соседями. Их мореходы по поручению венецианских дожей привозили из дальних краев несметные сокровища… Где теперь те роскошные, расписанные позолотой и пурпуром галеры, на которых путешествовали короли и князья? Они давно покоятся в гуще водорослей на дне морском, обжитые крабами и моллюсками. А отпрыски легендарных пращуров ныне пасут в горах коз и доят овец. Но, надеюсь, скоро для них пробьет долгожданный час освобождения, и тогда македонцы, албанцы и далматинцы вернут себе былую славу!

При этих словах полковник прищурился, и его черные глаза полыхнули лихорадочным огнем.

Шла уже вторая неделя плавания, когда взорам наших путешественников открылся маленький городок, раскинувшийся на гористой местности и окруженный каменными стенами. За зелеными кронами деревьев виднелись щербатые крепостные башни и низкие, словно приплюснутые к земле, лачуги.

— Это Кастельнуово, — пояснил полковник. — Поглядите внимательно на этот город, парни! Когда-то короли устраивали там роскошные пиршества, а сейчас бедные далматинцы торгуют прославленным македонским вином. Его делают из редкого сорта винограда, растущего на вершинах гор.

Попутчики полковника Симича не разделяли восторга, с каким тот расхваливал этот невзрачный городишко, чьей единственной достопримечательностью являлись полуразрушенные каменные стены.

— Мне иногда кажется, что у нашего бравого полковника не все дома, — заметил Виктор.

— Я так не думаю, — отозвался Миклош. — Просто он не такой здравомыслящий, как все остальные. Романтик, склонный идеализировать прошлое. Порывистый, увлекающийся… Но его можно понять. Балканы — его родина. Он любит здесь все. Ему эти руины старинных городов так же дороги, как нам, венграм, древние рыцарские замки. Это естественно. Конечно же, крепость Эгера[19] способна пробудить в моей душе более возвышенные чувства, чем жалкая далматинская деревенька, где обитали вожди каких-то племен, промышлявших грабежами и разбоями.

А полковник не переставал удивляться тому, что юноши без особого энтузиазма выслушивали его истории, и все еще не оставлял попыток заинтересовать их.

— Здесь, в Кастельнуово, в семнадцатом веке жил молодой человек по фамилии Скридов, прославившийся среди своих соплеменников необыкновенной силой и храбростью. Но, несмотря на эти замечательные качества, ему пришлось пойти по стопам отца — известного в этих краях башмачника. А ведь никто не умел так, как он, выслеживать дикого зверя на лесистых склонах гор и ходить с голыми руками на волков. Однако Скридов усердно трудился в мастерской отца, изучая сапожное дело.