Король, у которого не было сердца

Я тут понял, что одно и то же чувство может иметь совершенно разное воздействие на организм. Всё зависит от того, подавленное это чувство или осознанное. Если нарисовать мои эмоции в виде пиратской карты со множеством стрелочек, запутанных маршрутов из ловушек и тупиков, то теперь я наконец поставил уверенный крестик в месте, где спрятано сокровище. Пока это только мои знания, моя тайна. Я собираюсь вдоволь напитаться ей, прежде чем признаться.

Мы побывали на Фландской дозорной башне. Ну как, побывали… Постояли внизу среди других любопытных, поглазели вверх, помассировали друг другу затёкшие шеи. Башня в Фланде является самой высокой в стране, даже ратуша в Элмуре уступает ей. Здесь днём и ночью ведётся небесный дозор: если нападут с воздуха (чего не случалось уже много столетий), Марилия будет готова тотчас отразить удар. Из-за близости с Норклифом могу предположить, что дозорные высматривают в небе тамошних драконов – существ безобидных и более дружелюбных, чем многие встречавшиеся мне люди. Ну что ж, если таким образом создаются рабочие места и находятся желающие посвятить себя престижной, но скучной миссии, пусть будет так.

Фланд знаменит ещё одной достопримечательностью. Здесь мы посетили самое большое кладбище – место захоронения жертв Последней войны, после которой был принят Закон. Я считаю название «Последняя» довольно опрометчивым для войны. Высокие стены не исключают новых противостояний, и случись что, придётся во всех архивах добавлять приставку «пред».

Тысячи безымянных могил представляют собой небольшие насыпи с каменными глыбами сверху. Бродить между ними – удовольствие сомнительное, но необходимое, чтобы выразить уважение, а также углубить исторические познания. Самира несколько часов вдохновенно вещала о великих сражениях, но я слушал вполуха и только кивал в нужных местах. Эти давние истории и так известны всем: факты сохранились в книжных архивах, легенды о королях, военачальниках и их славных победах до сих пор передаются из поколения в поколение. Поэтому я позволил себе превратиться из рассказчика в слушателя.

А вот Тони, конечно, задавал вопросы – много уточняющих вопросов. Мало того, он умудрялся находить логические ошибки в повествовании Самиры. Например, командующий армией, внук короля Эльтида, одержал триумфальную десятую победу в сражении с корфийским войском только через год после собственной гибели. В ответ на претензии Сэми беспечно оправдывалась давностью произошедших событий.

Духи павших и с миром почивших воинов не преследовали нас. В этот день нам посчастливилось остановиться в замечательном постоялом дворе, где каждый вечер для гостей устраивались танцы. Никогда в жизни мои конечности не подвергались такой нагрузке. Утренняя головная боль из-за плохо рассчитанной дозы алкоголя – лёгкое недомогание по сравнению с тяжёлым «похмельем» для икроножных мышц и поясницы, которое провоцируют энергичные танцы. Шумные постояльцы не заморачивались точностью движений – главным критерием умелого танцора здесь была громкость, с которой ботинки выбивали ритм на деревянном паркете, и амплитуда размахивания руками. В этом деле Тони обошёл всех. Как пианист, он обладает идеальным слухом и чувством ритма. Как человек стеснительный и немного неуклюжий (надеюсь, Тони никогда это не прочитает), он не вполне удачно мог координировать движения с командами мозга, поэтому компенсировал своё неумение энергичностью. Я пытался не отставать. Старательно делал вид, что обожаю танцевать, а объятия с Грэйс, раскручивание её вокруг себя и поддержки за талию являются лишь приятным к этому дополнением. Я был так счастлив, что даже заглушил страх испытывать это чувство.

Танцевать с Грэйс было приятно, волнительно, но не это стало моим главным эротическим переживанием.

Проснувшись однажды утром оттого, что собственные волосы залезли мне в нос и спровоцировали серию чихов, я вспомнил, что в суете последних недель пропустил стрижку. Для меня с детства не существует наказания страшнее, чем манипуляции с ножницами в непосредственной близости от ушей. Хуже только короткие уложенные волоски после и ощущение аккуратной головы, которой нельзя шевелить. Поэтому с тех пор, как мой отец перестал платить за визиты к парикмахеру, стрижёт меня только Грэйс. Только Грэйс может так криво подрезать кончики, чтобы волосы перестали лезть в глаза и за воротник, сохранив при этом первоначальный беспорядок.

Утром после завтрака мы сидели на заднем дворе под аркой с клематисами. Тони с Самирой разбирали наши вещи, пытаясь сложить их в сумки наиболее рационально, а Грэйс колдовала над моей запущенной шевелюрой. Время от времени она ойкала, когда срезала слишком много или не в том месте, а я затаил дыхание и старался насладиться каждым прикосновением. Я готов был и вовсе остаться без волос, только бы стрижка длилась дольше. А когда волосы снова отрастут и можно будет повторить процедуру, я попрошу Грэйс уделить особое внимание чёлке. Она будет стоять вот так между моими коленями, а я буду рассматривать её ключицы.