— Полагаю, вы имеете в виду мои отношения со Слоан. Если так, то это не проблема, — холодно сказал я. — Если бы это было действительно проблемой, вы или другой член комитета должны были бы заранее высказать свои опасения.
Мариана одарила меня тонкой улыбкой.
— Я никого ни в чем не обвиняю, — сказала она, ее тон совпал с моим. — Я просто напоминаю всем присутствующим, что вы двое, по сути, встречаетесь, и все, что скажет мисс Кенсингтон, будет
— Вы правы. — Слоан вмешалась прежде, чем кто-либо успел ответить. Ее глаза сверкнули, и я спрятал внезапную улыбку. Мариана вот-вот получит по заднице. — То, что я скажу, будет зависеть от наших отношений. Я работаю с Ксавьером уже три с половиной года и являюсь
Вау, немного резковато, но ладно.
— До человека со страстью, гордостью,
Моя скрытая улыбка расцвела в полноценную ухмылку.
За пять минут Слоан сорвала коварную атаку Марианы, перенаправила внимание комитета на цель этого звонка и добавила первую цифру в мою колонку.
Мариана выглядела так, будто проглотила галлон сырого лимонного сока, но больше она ничего не могла сказать по этому поводу.
Голосование продолжалось.
— Я согласен с мнением Слоан, — сказал Эдуардо. — То, чего Ксавьер добился за шесть месяцев, — это нечто выдающееся, а освещение было просто великолепным. Я тоже голосую «за».
Мое сердце заколотилось в предвкушении.
Два из пяти. Еще один голос, и я буду в выигрыше.
— Сроки впечатляют, но я не уверена в долговечности «Хранилища», — сказала Мариана. — Ночные клубы приходят и уходят, и, на мой взгляд, это ленивая концепция. Несмотря на наличие молчаливого партнера, ты отвечаешь в основном перед самим собой. Нет ни совета директоров, ни акционеров, ничего, чем бы ты действительно руководил. Выполнение обязанностей генерального директора в меру своих возможностей означает выбор чего-то, что не является легкой победой. Я голосую «против».
Но я не ожидал, что Мариана в любом случае проголосует «за», поэтому не стал настаивать.
Однако следующий голос поверг меня в шок.
— Мне жаль, Ксавьер, — сказал дядя Мартин. В моей груди зародилось чувство ужаса. — Как бы я ни был горд, Мариана привела несколько веских аргументов. Я тоже голосую «против». — Он не стал уточнять или встречать мой взгляд, и я с внезапной уверенностью понял, что, несмотря на всю свою справедливость, он не застрахован от манипуляций внутри страны. Очевидно, он проголосовал «против», чтобы задобрить тетю Лупе. Двое против двоих. Голоса были равны, и оставался один голос. Все взгляды обратились к Данте.
Он провел большим пальцем по нижней губе, выражение его лица было задумчивым. Наш короткий разговор прошлой ночью вселил в меня некоторую надежду, но я не знал, хватит ли этого, чтобы преодолеть его давнюю неприязнь ко мне.
Минуты шли.
Дядя Мартин ерзал в своем кресле.
Эдуардо озабоченно морщил брови.
Рот Марианы сжался так, что стал похож на сливу.
Мы со Слоан были единственными, кто ничем не выдавал себя, хотя по моей спине струились бисеринки пота, несмотря на работу кондиционера в комнате.
Данте опустил руку и сказал так непринужденно, словно обсуждал погоду, а не состояние в семь целых девять миллиардов долларов:
— За.
Вот и все.
Никаких объяснений, никаких пышных торжеств после того, как мы так долго держали себя в напряжении. Простое, громкое «за».
Это было все, что мне нужно.
Облегчение взорвалось у меня в груди, и я почувствовал головокружение. Ухмыляющийся Эдуардо начал что-то говорить о последующем оформлении документов, но его слова расплывались под тяжестью моего восторга.
Я сделал это. Я, блять, сделал это.
Мне
Звонок закончился через несколько минут, и я получил огромное удовольствие, увидев, как нахмурилась Мариана, прежде чем отключиться.