— Что тебе в ней нравится? — Ксавьер, должно быть, пропустил сообщение о том, что массаж должен быть
— Все.
— Чушь. Тебе не нравлюсь я.
Его ответ был настолько откровенным и неожиданным, что я почти улыбнулась.
Почти.
— Отлично. Мне нравится «чинить вещи». Решать проблемы, которые никто другой не может решить. — Антикризисное управление было лишь частью моей работы, но именно оно доставляло мне наибольшее удовольствие. Писать пресс-релизы и налаживать связи со СМИ — это прекрасно, но я могла делать это и во сне.
— Значит, тебе нравится быть нужной.
Я повернула голову прежде, чем мой массажист успела меня остановить. Ксавьер встретил мой взгляд со знанием дела, и… это случилось снова. В груди заныло, а затем появилось тревожное чувство, что он видит меня сквозь щиты, которые я кропотливо возводила годами.
Затем я моргнула, и момент ушел.
Я вернулась в исходное положение и подождала, пока сердцебиение нормализуется, прежде чем заговорить.
— Тебе не надоедает ничего не делать?
Я не стала касаться точности его наблюдения, или правды, стоящей за ним.
Я ожидала, что Ксавьер с привычной легкомысленностью отмахнется от моего вопроса, но он ответил с удивительной честностью.
— Иногда, — сказал он с нехарактерным для него спокойствием. — Но у меня отлично получается ничего не делать, поэтому я придерживаюсь этого. Это лучше, чем все испортить.
Я закрыла глаза, слушая слабый шум волн за окном и глубокое, ровное дыхание мужчины рядом со мной.
После этого мы не разговаривали.
Спустя три часа, одну процедуру для лица, один обед и одну крайне неловкую процедуру ароматерапии на двоих я вышла из спа-салона более расслабленной.
Мне было неприятно это признавать, но день отдыха пошел на пользу. Я даже перестала беспокоиться о своем заброшенном почтовом ящике, когда игнорировала Ксавьера во время совместной ванны с ароматом лаванды.
После массажа никто из нас не говорил ни о чем существенном, но я продолжала размышлять о его словах.
У Ксавьера не было мотивации, но он не был глуп. Если бы он постарался, то, вероятно, смог бы обойти всех, кто сидел в совете директоров
Почему же он боялся облажаться настолько, что даже не пытался? Я бросила на него косой взгляд. Во время нашей прогулки до виллы он ни о чем не говорил, но мое беспокойство по поводу его молчания, когда мы оказались у нашего дома на эту неделю, сменилось на ужас.
— Что… — Мой рот приоткрылся, когда я уставилась на огромное здание.
Когда этим утром мы уезжали, это был мирный оазис из бледного камня и панорамных окон. Теперь же, он напоминал студенческий дом. Из глубины помещения доносилась испанская музыка, а запах спиртного перебивал аромат полевых цветов у входа.
Из полуоткрытой двери выбежала симпатичная брюнетка в бикини и с визгом бросилась на двойника Криса Хемсворта, который облил ее шампанским. Из глубины виллы донеслись визг и смех, а затем всплеск воды от чьего-то прыжка в бассейн.
— Ксави! Вот ты где! — воскликнул двойник Хемсворта. — Надеюсь, ты не против, что мы начали вечеринку без тебя.
Я обернулась и посмотрела на Ксавьера.
— Забыл сказать, что к нам присоединятся мои друзья, — ему хватило изящества выглядеть смущенным. — Один из них только что расстался со своей девушкой. Мы пытаемся поднять ему настроение.
Он что,
— Он может поднимать настроение на своей собственной вилле. Это общее пространство, — я указала на здание и попыталась отдышаться от бурлящего в груди гнева. — И я не давала согласия на то, чтобы кучка незнакомцев бродили по моему номеру в отеле. Прекрати. Это. Немедленно.
— Я бы с радостью, но выгнать моих друзей, когда они
Зажимы, на разминание которых мой массажист потратил девяносто минут, завязались с новой силой.
— Раз уж они
— Не думаю, что это прокатит. Одна из них — племянница премьер-министра, — Ксавьер сделал паузу. — Премьер-министра Испании, — уточнил он.
— Тогда
Его беззаботность сменилась настоящим сожалением.
— Черт, прости меня, Луна. Я, честно говоря, забыл, что… — Он посмотрел на виллу. — Слушай, я заключу с тобой новую сделку.
— Нет.
Ксавьер продолжал.