Король в Желтом

– Я видел твое лицо, – закончил я. – Мне показалось, ты очень горевала. Мы проехали мимо и свернули в узкий переулок. Внезапно лошади остановились. Я все ждал, зажмурившись, силясь уловить какой-нибудь звук, но вокруг было тихо как в могиле. Казалось, проходили часы, нарастало ощущение жути. Вдруг я ощутил чье-то присутствие и открыл глаза. Я увидел белое лицо кучера катафалка, взирающего на меня сквозь стеклянную крышку гроба.

Горький плач Тэсси оборвал мой рассказ. Она дрожала как осиновый лист. Я понял, какую глупость совершил, и попытался загладить вину.

– Полно, Тэсс, – проговорил я. – Я просто хотел показать тебе, какое влияние твоя история может иметь на сны другого человека. Ты ведь не думаешь, что я действительно лежал в гробу? Чего ты дрожишь? Разве не ясно, что твой сон и моя беспричинная неприязнь к безобидному церковному сторожу переплелись в моем разуме, едва я уснул?

Она уронила голову на руки и разрыдалась так, будто я разбивал ей сердце. Каким же идиотом я оказался! Однако этого было мало: собираясь побить рекорд собственной глупости, я подошел к Тэсси и обнял ее.

– Тэсси, милая, прости меня, – продолжил я. – Я не думал, что эта чушь тебя напугает. Да, ты слишком чувствительна, но ты же настоящая католичка, а значит, не можешь верить снам.

Она сжала мою ладонь и склонилась ко мне на плечо, все еще дрожа.

Я гладил ее по голове и утешал как ребенка:

– Забудь, Тэсси, посмотри на меня и улыбнись.

Она медленно открыла глаза и встретилась со мной взглядом; он испугал меня, и я принялся убеждать ее снова:

– Не глупи, Тэсси, ты же не думаешь, что эти сны повредят тебе?

– Нет, – сказала она, но ее алый рот дрогнул.

– Тогда в чем дело? Ты боишься?

– Не за себя.

– Значит, за меня? – весело поинтересовался я.

– Да, – прошептала она, едва слышно. – Я… я люблю тебя.

Я рассмеялся, но, когда понял, что именно она сказала, осекся и застыл, будто превратившись в камень. Это было величайшей глупостью. За миг, пролетевший между словами Тэсси и моей реакцией, я нашел тысячу возможных ответов на ее невинное признание. Можно было отшутиться, сделать вид, что не понимаю ее, пожаловаться на слабое здоровье или объяснить, что не верю в ее любовь. Впрочем, сердце оказалось быстрее мысли, а чувство вины явилось следом и слишком поздно. Я поцеловал ее в губы.

Тем вечером я, как обычно, прогуливался по Вашингтон-Сквер, обдумывая прожитый день, пока наконец не принял решение. Назад пути не было: я смотрел в лицо грядущему. Меня трудно назвать хорошим и хотя бы честным человеком, но я не хотел лгать себе и Тэсси. Любовь всей моей жизни покоилась в залитых солнцем бретонских лесах. Умерла ли она? Надежда кричала: «Нет!» Три года я прислушивался к ее голосу, три года ловил звук шагов у дверей. Неужели Сильвия забыла меня? «Нет!» – кричала надежда.

Итак, я не считал себя положительным героем, но не был я и опереточным злодеем. Мне нравилась веселая, бездумная жизнь, полная наслаждений, хотя порой приходилось горько жалеть о последствиях. Мою единственную страсть, не считая живописи, исчезнувшую на время или утраченную навсегда, хранили леса Бретани.