Владеют сердцем моим
Три чуда – их назову —
И четвертое – тайна тайн:
Как парит в небесах орел,
Как змея скользит по камням,
Как корабль по морю идет,
Как признаться в любви.
I
Пустынная местность, раскинувшаяся передо мной, наводила уныние. Я сел, пытаясь обдумать ситуацию и, если возможно, припомнить какой-нибудь ориентир, чтобы выпутаться из неприятностей. Если бы передо мной оказался океан, все прояснилось бы: с утесов можно было разглядеть остров Груа.
Отложив ружье, я опустился на колени в тени скалы и закурил трубку. Затем посмотрел на часы. Почти четыре. Похоже, с рассвета я сильно отдалился от Керселека.
Вчера мы с Гульваном стояли на окружавших поселение утесах, оглядывая мрачные топи, среди которых я теперь блуждал. Тогда они показались мне плоскими, будто тянущиеся до самого горизонта луга, и хотя я знал, насколько обманчивы расстояния, все же не мог вообразить, что зеленые низины окажутся огромными долинами, полными дрока и вереска, а разбросанные повсюду валуны – громадными гранитными скалами.
– Местечко не для чужаков, – сказал старый Гульван. – Вам лучше взять проводника.
Я уверил его, что не потеряюсь, но теперь, смирившись с тем, что это произошло, сидел и курил, и ветер, долетавший с моря, хлестал меня по лицу. Сколько хватало глаз, вокруг простиралась пустошь, покрытая цветущим дроком и вереском, к небу поднимались гранитные валуны. Куда ни посмотри – ни дерева, ни жилища. Немного отдохнув, я взял ружье и, повернувшись к солнцу спиной, побрел дальше.
Было бесполезно идти за журчащими ручейками, то и дело перебегавшими дорогу. Они не впадали в море, но вели в глубь болот, к заросшим тростником озерцам. Поначалу я следовал их извивам, но они уводили в топь или текли к маленьким тихим прудам, где из зарослей осоки поднимался бекас и улетал прочь, вне себя от страха. Вскоре меня охватила усталость, а ружье, несмотря на двойную подкладку, натерло плечо. Солнце опускалось ниже и ниже, озарив желтый дрок и отражаясь в стоячей воде.