Король волшебников

Теория представляла собой воронье гнездо различных эффектов. Джулия сомневалась, что такая неразбериха может сработать, но у Айрис получалось, а через несколько часов получилось и у нее. Она применила чары, и рассыпанные только что кубики сложились в башню сами собой.

Это и был двести пятидесятый уровень. Айрис расцеловала ее в обе щеки — zo Fransh[50] — и объявила, что их работа завершена. Джулия, которой не верилось, предложила прогнать все сначала с первого уровня, но Айрис не захотела: она и так насмотрелась вдоволь.

Остаток дня Джулия прогуливалась по отрадно прямым и тенистым дорожкам через опаленные солнцем поля. Мозг, раздувшийся, как живот после обильной трапезы, впервые на ее памяти не чувствовал голода. Час она посвятила компьютерным играм. Вечером Фиберпанк состряпал им замечательный буйабесс с морским чертом и шафраном. Открыли пыльную бутылку «шатонеф-дю-пап» — этикетка без рисунка давала понять, что вино это стоит целое состояние. Перед отходом ко сну Царап велел ей явиться утром в Библиотеку — не в Длинный Кабинет, а в Библиотеку.

Проснулась она рано, когда жара еще не настала. Погуляла еще немного по не слишком живописной округе, распугивая французских козявок, понаблюдала за крошечными белыми улитками, промочила ноги в росе. Утро дня рождения, да и только. Из суеверия Джулия не пошла в столовую завтракать; без пяти восемь она взяла на кухне рогалик и нервно сжевала его по дороге в Библиотеку.

Ей вспоминалась другая библиотека, бруклинская, и тот день, когда она вошла в лифт. С тех пор она все время падала, как будто ступила в пустую шахту, но сегодняшний день обещал приземление. Она уже и забыла, что это значит — быть своей, жить по ту же сторону зеркала, что и все остальные.

Дверь в Библиотеку Джулия уже как-то пробовала, но та не открылась, а взламывающие чары она применять не стала — надоело взламывать двери. Она постояла еще минуту, теребя свое легкое платье и следя за стрелкой часов в холле.

В урочный час дверь отворилась сама собой. Джулия опустила запрокинутую голову и вошла.

Все другие сидели за длинным столом. Для того, кто реставрировал ферму, Библиотека явно стала венцом трудов. Перекрытия всех трех этажей убрали, открыв стропила на высоте тридцати футов. В высокие узкие окна лазером било солнце. Книжные полки на стенах тянулись до самого верха, что было бы непрактично без дубовых висячих платформ, готовых поднять читателя на любую потребную ему высоту.

Когда Джулия вошла, все умолкли, и девять лиц обратились к ней. Перед некоторыми стояли пюпитры с заметками — прямо заседание правления, ООО «Гениопсих». Царап сидел во главе, на противоположном конце имелось одно свободное место.

Джулия робко отодвинула стул и села. Ишь уставились — можно подумать, это комиссия по условному освобождению. Ладно. Она их требования выполнила, теперь их черед. Карты на стол: выкладывайте свои и рыдайте.

— Так чем же мы тут занимаемся? — спросила она.

— А ты чего бы хотела? — Вопрос задал не Царап — Гаммиджи. Сама скажи, чуть не ответила Джулия, ты у нас экстрасенс. У Гаммиджи, сложенной как модель, высокой и тощей, лицо было слишком длинное и строгое, чтобы считаться красивым. Джулия затруднялась определить ее национальную принадлежность — не персиянка ли?

— Того, что следует по порядку. Что там у нас — уровень двести пятьдесят первый?

— С чего ты взяла, что есть такой уровень?

— Наверно, с того, что есть уровни с первого по двести пятидесятый, — сузила глаза Джулия.

— Но двести пятьдесят первого нет.

Джулия обвела взглядом Царапа, Фолстафа и Асмодею. Асмо утвердительно кивнула.

— Как же его может не быть?

— Да вот так, — сказал Царап. — Новые чары, конечно, можно разучивать, мы это все время делаем, но все строительные кубики ты уже получила. Остальное — это так, пермутации. После двести пятидесятого ты просто выходишь на магическое плато и перестраиваешь пары нуклеотидов в двойной спирали.

Джулия испытала чувство невесомости — не то чтобы неприятное, просто ее словно подрезали на лету. Вот, значит, как. Ошибка в программе, грозящая отключением всей системы.

— Так это все? И ничего больше нет?

— Ничего. Это потолок.

Ну что ж. С тем, что у нее есть, тоже многое можно сделать. У нее уже появились кое-какие идеи относительно экстремальных температур и экстремальных состояний материи. Плазма, конденсаты Бозе-Эйнштейна и прочее. С этим вроде никто еще не работал. Может, Царап даст ей денег на оборудование?

— Значит, вот чем вы здесь занимаетесь. Пермутациями.

— Нет. Не этим.

— Хотя и проделали чертову уйму пермутаций, — сказала Асмо и продолжила: — Убедившись, что прогресс представляет собой бесконечную серию пошаговых продвижений, мы стали думать, нет ли способа сломать этот цикл. Сделать кривую мощности нелинейной.

— Нелинейной, — медленно повторила Джулия. — Вы ищете что-то вроде магической сингулярности.

— Именно. — Асмо обратила чеширскую ухмылку к Царапу: что я, мол, тебе говорила? — Сингулярность. Радикальный прогресс, который переведет нас в лигу с экспоненциально увеличившейся энергией.