Король волшебников

— Мы знаем, — заверил Фолстаф. Все трое нежились на мерчант-айворийском[47] солнышке, спокойненько попивая темно-красное, почти черное ронское. Луга вокруг дома не пропускали звуков извне и окутывали их тишиной.

— Ты заплатила, сколько следовало, — сказал Царап. — Считай это обрядом инициации.

— Назовем вещи своими именами: вы меня проверяли. Да кто вы такие, экзаменаторы хреновы?

— Да, блин, проверяли! — с жаром, но без злобы гаркнул Царап. — Ты на нашем месте сделала бы то же самое! Не на интеллект — мы и так знаем, что ты умная. Гений, мать твою так, хоть и с дерьмовым церковно-славянским, по словам Айрис. Мы вычисляли, зачем ты здесь — может, просто поиграть хочешь. Да, ты любила нас, но этого недостаточно: ты должна была доказать свою любовь к магии.

— Мы все прошли через это, Джулия, — повторила Асмодея. — И все злились, когда узнавали правду, и все это преодолели.

— Хочешь сказать, что тоже заплатила должную цену? — фыркнула Джулия. — В твои-то семнадцать?

— Да, заплатила, — с заметным вызовом ответила девушка.

— Ты спрашивала, кто мы такие, — перебил Царап. — Мы — это мы, ты — одна из нас, и мы чертовски рады, что ты теперь с нами. Но рисковать мы не можем. — Он сделал паузу, чтобы Джулия это осмыслила. — Слишком велика ставка.

Джулия скрестила руки с яростью, немного наигранной: в душе она уже их простила, но любопытство, провались они все, ее разбирало со страшной силой. Что это за место такое и что у них на уме? Скорей бы во всем разобраться и самой включиться в игру.

— Чей это дом? — спросила она. — Кто за все это платит?

Деньги здесь явно отмывались немаленькие. Недавно Царап, изъясняясь на беглом французском, позвонил в компанию проката автомобилей и купил ее обшарпанный «Пежо» на свою кредитную карточку.

— В основном Царап, — сказала Асмодея. — Какое-то время он был однодневным трейдером, и у него получалось совсем неплохо.

— Всего лишь неплохо? — вскинул тонкие брови Царап.

— Если б ты применил высшую математику, было бы куда лучше. Я говорила тебе: если смотреть на рынок как на хаотическую систему…

— Меня это интересовало только как средство для достижения цели.

— Тогда финансировал бы меня…

— Мы все внесли свой вклад, приехав сюда, — пояснил Фолстаф. — Я вложил все, что имел. Деньги для того и нужны, чтобы жить в таком месте, как Мюр.

— Не обижайтесь, но у вас тут просто культовый центр.

— Точно! — хлопнула в ладоши Асмо. — Культ Царапа.

— Скорей уж CENT,[48] — скромно возразил тот. — Институт высокоэнергетических волшебных исследований.

Джулия к вину не притрагивалась. Ей нужно было контролировать ситуацию, что плохо совмещается с алкоголем.

— Значит, я вижу перед собой магический эквивалент большого адронного коллайдера?

— Топ-топ, малыш, — отозвался Царап. — Сначала поднимем твой уровень до двухсот пятидесятого, а там будет видно.

Дом в Мюре, как выяснилось, был своего рода элитным убежищем. Обычные убежища отсеивают из повседневности не совсем обычных людей и знакомят их с началами магии, а Мюр просеивает отсеянное. Большинство магов-любителей довольствуются хранящимися в убежищах подшивками заклинаний и наслаждаются своей таинственной двойной жизнью — больше им ничего не надо.

Встречаются, однако, такие, которым этого мало. Магия для них не хобби, а естественная потребность. Не тайна принадлежит им, а они тайне. Проникнув за одну завесу, они хотят откинуть другую. Они не просто тусуются — они учатся. Достигнув потолка в своем начальном убежище, они бьются в него, пока кто-нибудь на чердаке не откроет им люк.

Так попадают в Мюр сливки, снятые Царапом и компанией с сети убежищ.

Жить здесь, по крайней мере на первых порах, было легко. В жилом крыле Джулии отвели красивую спальню с высоким потолком и широкими половицами; в окна с веселыми полосатыми занавесками лился шампанский французский свет. Готовкой и уборкой занимались все, но магия облегчала задачу: пыль с пола сама собой собиралась в кучки, как опилки в магнитном поле. При минимальных затратах труда, заметим себе.

Нельзя сказать, что другие члены сообщества приняли Джулию с распростертыми объятиями — такие жесты им вообще не были свойственны, — но уважением она пользовалась. Она приготовилась утверждать себя заново (поскольку всю жизнь только и делала, что каждые полгода демонстрировала новой куче придурков, на что способна), но никаких доказательств от нее больше не требовали. Доказательством служило то, что ее допустили в Мюр.

Это было даже лучше, чем Брекбиллс. Наконец-то она победила — не совсем честно, но все-таки.

В Мюре о Брекбиллсе кое-что знали и относились к нему со здоровым снобизмом. Брекбиллс (именовавшийся при редких упоминаниях Дебиллсом) считался безопасным манежиком для тех, кому слабо заниматься чародейством во внешнем мире. В Брекбиллсе сидят в классах и следуют правилам; если кому-то нравится, на здоровье, но здесь создают свои правила, без оглядки на взрослых. Брекбиллс — это Битлы, Мюр — Стоуны. Брекбиллс живет по кодексу маркиза Куинсберри, Мюр — по законам уличных банд.