– Если хоть один человек посмеет пустить кровь сегодня вечером, – отчеканил Артур, – он мой враг. – Подождав, пока Кадви и его люди успокоятся, он опять обратился к Тристану: – Веди своего свидетеля, лорд.
– Разве это суд? – возразил Овейн.
– Пусть свидетель войдет! – настаивал Артур.
– Это пир! – протестовал Овейн.
– Пусть свидетель войдет, пусть он войдет, – вторил епископ Бедвин.
Он жаждал, чтобы это неприятное дело разъяснилось и закончилось, и надеялся, что Артур сумеет все уладить.
Люди непроизвольно придвинулись к центру зала. Но как только появился свидетель Тристана, раздались смешки, потому что это была маленькая, лет девяти, девочка, которая спокойно вошла и, упрямо вскинув подбородок, встала рядом с принцем, положившим руку ей на плечо.
– Сарлинна ферх Эдейн, – громко произнес он имя девочки и сжал ей плечо, желая придать смелости. – говори.
Сарлинна облизала губы. Она обращалась прямо к Артуру, возможно, оттого, что из всех сидящих за столом у него было самое доброе лицо.
– Мой отец был убит, моя мать была убита, мои братья и сестры были убиты… – Она говорила так, будто все давно затвердила слово в слово, и все же никто ни на секунду не усомнился в том, что все это правда. – Моя новорожденная сестричка была убита, – продолжала она ровным голосом, – и мой котенок был убит, – первая слеза созрела в ее глазах, – и я видела, как это делалось.
Артур сочувственно качал головой. Агрикола Гвентский провел ладонью по коротко стриженным седым волосам, потом стал разглядывать почерневшие от копоти стропила. Овейн откинулся на спинку стула и пил из костяного кубка, а епископ Бедвин озабоченно хмурился.
– Ты и в самом деле видела убийц? – спросил девочку епископ.
– Да, лорд.
Теперь, закончив заученный рассказ, Сарлинна явно занервничала.
– Но, дитя, ведь была ночь, – возразил Бедвин. – Разве набег был не ночью, лорд принц? – обратился он к Тристану. Правители Думнонии уже знали о набеге, но Овейн заверил их, что резня была делом рук ирландских черных щитов Энгуса. – Как может ребенок видеть ночью? – настаивал Бедвин.
Тристан подбодрил девочку, потрепав ее по плечу.
– Расскажи лорду епископу, что произошло, – велел он.
– Люди кидали огонь в нашу хижину, лорд, – тихо произнесла Сарлинна.
– Выходит, маловато было огонька! – выкрикнул кто-то из полутьмы.
Зал разразился хохотом.
– Как же ты осталась живой, Сарлинна? – мягко спросил Артур, подождав, пока смех утихнет.
– Я спряталась под шкурой, лорд.
Артур улыбнулся:
– Ты хорошо сделала. Но скажи, ты разглядела человека, который убил твоих отца и мать? – Он помолчал. – И твоего котенка?
Девочка кивнула. Ее глаза, наполненные слезами, сверкали в неверном пламени большого очага.
– Я видела его, лорд, – прошептала она.
– Расскажи нам о нем, – попросил Артур.
Сарлинна подняла худенькие руки и откинула широкие рукава черного шерстяного плаща.
– На руках мужчины были картинки, лорд. Дракон. И кабан. Вот тут. – Она провела ладошкой по бледной коже, показывая места татуировки. Потом подняла глаза на Овейна. – А в его бороде были кольца, – добавила девочка и умолкла.
Но больше ничего говорить и не нужно было. Только один человек носил воинские кольца в бороде, и каждый видел обнаженные руки Овейна, вонзавшие копье в живот Вленки нынешним утром. Любой знал, что на руках этих красовались изображения дракона Думнонии и собственный символ Овейна клыкастый кабан.
Наступила гробовая тишина. Слышно было, как трещит в очаге бревно, расшвыривая огненные искры и выбрасывая к прокопченным стропилам клубы черного дыма. Порывы ветра колебали пламя факелов, а крупный дождь барабанил по толстому слою соломы на крыше. Агрикола внимательно разглядывал серебряную ручку своего рога для вина, будто видел ее впервые.
В глубине зала кто-то громко рыгнул, и казалось, этот неожиданный звук пробудил насупившегося Овейна. Он поднял лохматую голову и пристально глянул на девочку.
– Она врет, – хрипло сказал он, – а детей, которые лгут, надо бить до крови.
Сарлинна заплакала и уткнулась лицом в мокрые складки плаща Тристана. Епископ Бедвин нахмурился:
– Правда ли, Овейн, что ты поздним летом посещал принца Кадви?
– Ну и что? – ощерился Овейн. – Ну и что из того? – Он проревел эти слова, будто кидая вызов всему собранию. – Вот мои воины! – Он указал на нас, сидевших вместе по правую сторону от него. – Спросите их! Спросите их! Ребенок врет! Клянусь, она врет!
Зал разразился диким, угрожающим ревом. Волна злобы покатилась на Тристана. Сарлинна уже захлебывалась в плаче. Тристан поднял ее и держал на руках, словно защищая от разъяренных мужчин. Бедвин пытался утихомирить зал.
– Если Овейн дал клятву, – кричал епископ, – тогда девочка лжет.
Одобрительный гул был ему ответом.
Артур пристально смотрел на меня. Я опустил глаза, уставившись в деревянную чашу с олениной.
Епископ Бедвин уже раскаивался, что разрешил впустить в зал ребенка. Он растерянно дергал бороду, устало покачивая головой.
– Слово ребенка по закону не имеет силы, – наконец проговорил он. – Ребенок не упомянут среди Говорящих.