Король зимы

– Овейн, – коротко бросил Тристан. – Тот, кто почти наверняка получил от Кадви золото.

Бедвин покачал головой.

– Нет. Нет. Нет, – быстро забормотал он. – Этого быть не может. Нет. Клянусь, лорд принц, я не знаю виновного. – Он умоляюще посмотрел на Тристана. – Мой лорд принц, меня глубоко ранит сама мысль о войне между нашими странами. Я предложил то, что мог предложить, и обещаю помолиться за ваших мертвецов, но не смею сомневаться в клятве человека, свидетельствующего свою невиновность.

– Я смею, – громко сказал Артур, появляясь из-за кухонной ширмы в дальнем конце зала.

Я стоял рядом с ним. Белый плащ Артура светился в сырой полутьме.

Бедвин зло сощурился:

– Лорд Артур?

Артур твердо шагал между шевелившимися, постанывавшими телами.

– Если человек, убивший рудокопов Кернова, не будет наказан, он снова совершит убийство. Ты не согласен, Бедвин?

Епископ растерянно пожал плечами, развел руки в стороны и снова пожал плечами. Тристан хмурился, не понимая, куда клонит Артур.

Артур остановился у одной из центральных колонн зала.

– С какой стати королевство должно расплачиваться, если оно не причастно к убийству? – требовательно спросил он. – Кто сказал, что сокровищницу моего лорда Мордреда можно истощать ради того, чтобы покрывать преступление?

Бедвин сделал предупреждающий жест Артуру, прося его замолчать.

– Мы не знаем убийцу! – воскликнул он.

– Тогда мы должны определить его, – просто сказал Артур.

– Но этого нельзя сделать! – раздраженно воскликнул Бедвин. – Девочка не Говорящая! А лорд Овейн, если ты имеешь в виду его, дал клятву, что невиновен. Он – Говорящий, и его слова достаточно!

– В словесном споре, – отпарировал Артур, – но есть еще спор клинков. И своим мечом, Бедвин, – тут он выхватил из ножен длинный Экскалибур, молнией сверкнула в темноте слепящая сталь, – своим мечом я намерен доказать, что Овейн, один из защитников Думнонии, причинил нашим соседям из Кернова непоправимый вред и что он, и никто иной, должен заплатить за это.

Он с размаху ткнул острие клинка Экскалибура в покрытый грязным тростником пол, и выпущенный из руки меч долго еще дрожал, тихо позванивая. В ту секунду мне показалось, что вот-вот появятся боги иного мира и станут за спиной Артура. Но лишь завывал ветер, шумел за стенами зала дождь, да слышалось сдерживаемое дыхание только что проснувшихся людей.

Бедвин запыхтел. Несколько секунд он молчал.

– Ты… – наконец смог он выдавить из себя и осекся.

Тристан покачал головой. Лицо его бледнело в полутьме.

– Если кто-нибудь и должен отстаивать правду мечом, – обратился он к Артуру, – то пусть это буду я.

Артур улыбнулся.

– Я вызвался первым, Тристан, – просто сказал он.

– Нет! – Бедвин наконец обрел дар слова. – Этого не будет!

Артур кивнул на воткнутый в пол меч:

– Ты хочешь выдернуть его, Бедвин?

– Нет!

Бедвин метался, словно загнанный в угол. Он страдал, опасаясь неминуемой смерти одного из лучших людей, надежды королевства. Но не успел он произнести и слова, как в дверь зала ввалился сам Овейн. Его длинные волосы и густая борода были мокрыми, а обнаженная грудь блестела от дождевых струй.

Овейн медленно переводил взгляд от Бедвина к Артуру и Тристану, потом покосился на воткнутый в землю меч и, кажется, обо всем догадался.

– Ты свихнулся? – грубо спросил он Артура.

– Мой меч, – мягко проговорил Артур, – должен доказать твою вину в споре между Керновом и Думнонией.

– Он сошел с ума, – кинул Овейн своим воинам, толпившимся у него за спиной. Гигант выглядел усталым, с покрасневшими от бессонницы глазами. Большую часть ночи он пил и так и не смог уснуть. Но брошенный ему вызов, казалось, придал Овейну новые силы. Он плюнул в сторону Артура. – Я возвращаюсь в постель этой силурской суки, – прохрипел он, – а когда продеру глаза, все это, надеюсь, окажется просто дурным сном.

Он повернулся и хотел уйти.

– Ты трус, убийца и лжец, – спокойно сказал Артур в спину Овейну.

Эти слова вырвали у всех присутствовавших единый вздох изумления.

Овейн развернулся.

– Щенок! – рявкнул он, подошел к Экскалибуру и вышиб его ногой из земли, что означало принятие вызова. – Значит, твоя смерть, щенок, будет частью моего сна. На улицу!

Он дернул головой в сторону двери. Драться в пиршественном зале запрещалось.