Королева

10 марта 1964 года тридцатисемилетняя королева родила в Бельгийских покоях Букингемского дворца своего четвертого ребенка – Эдварда Энтони Ричарда Луиса. До мая она не показывалась на публике, однако продолжала кабинетную работу. Малышу не было и месяца, когда в правительственных ящиках обнаружилась щекотливая конфиденциальная информация, которую ее величество смогла раскрыть лишь пятнадцать лет спустя. Энтони Блант, с 1945 года служивший смотрителем королевских полотен – то есть ответственным за дворцовые коллекции живописи, – оказался советским шпионом. Британские спецслужбы наделили Бланта неприкосновенностью в обмен на поставку “неоценимых сведений” (83) о советских пособниках. “Королева в течение многих лет знала, что этот человек – шпион, – утверждает Питер Роулинсон, барон Юэлл, заместитель генерального прокурора, который и обеспечил агенту неприкосновенность. – Необходимо было сохранить ему должность смотрителя полотен в Букингемском дворце, иначе русские догадались бы, что его раскрыли” (84).

Если Елизавету II и обеспокоило разоблачение Бланта, она не подала виду. “Я заметила, что часто стараюсь выкинуть из головы неприятные факты” (85), – делилась она с одним сановником. Отчасти в силу подготовки, отчасти по собственной склонности Елизавета II привыкла получать сведения из настолько разрозненных источников – разведдонесений, документов по предложенным к рассмотрению правительственным преобразованиям, беседы с судьей о проблемах судебной системы, – что поневоле приучила себя отсекать самую конфиденциальную информацию. “У нее мозг устроен как шкатулка с множеством ящичков, – говорит Маргарет Роудз. – Она может бурно веселиться, одновременно обдумывая в другом “отсеке” какой-нибудь конституционный вопрос” (86).

Менее чем через неделю после скандального признания Бланта Елизавета II устраивала один из весенних “ужинов с ночевкой” в Виндзорском замке. “Она говорила обо всем, – вспоминает Дэвид Брюс, – включая такие злободневные политические темы, как Лаос, Кипр и Занзибар, демонстрируя широкий кругозор и осведомленность, а в более светских разговорах – юмор и общительность” (87).

Эти рауты, которые начала еще королева Виктория в XIX веке, когда двор в апреле официально переезжал в Виндзор, традиционно собирают восемь-десять высокопоставленных гостей из артистических, дипломатических, духовных, деловых, военных, академических, судебных и политических кругов за непринужденной вечерней трапезой. Несмотря на протокольность мероприятия, виндзорские ужины проходили проще, чем ланчи в Букингемском дворце, организованные с той же целью. “Виндзор для нее как дом, – считал Алек Дуглас-Хьюм, – обычный дом, как у любого человека. Нам это сложно осознать” (88). Помимо Пасхи, Елизавета проводит в Виндзоре каждые свободные выходные и с гордостью выполняет обязанности кастеляна, инспектируя гостевые комнаты перед прибытием приглашенных и подбирая для них развлекательное чтение.

Порядок проведения этих ужинов с ночевкой почти не изменился со времен короля Георга VI и королевы Елизаветы, которые возобновили традицию после Второй мировой. Гости съезжаются с шести до семи вечера, каждую пару личный адъютант королевы и фрейлина провожают в отведенные им покои в Ланкастерской и Йоркской башнях, а также башне короля Эдуарда III. Покои состоят из двух больших спален и ванных, гардеробной и просторной гостиной с письменным столом, укомплектованным писчей бумагой и канцелярскими принадлежностями. Маленькие столики заставлены минеральной водой, виски, хересом и джином, разнообразными фруктами, мятными леденцами в конфетницах, банками печенья и вазами свежих цветов.

К каждому из гостей приставляется лакей и горничная, в обязанности которых входит распаковывать чемоданы, укладывать белье в прозрачные мешочки из органзы, выстраивать в идеальном порядке флаконы с косметикой и парфюмерией, забирать одежду на стирку и глажку (“стирают здесь чище, чем в лондонских химчистках” (89), по отзыву супруги дипломата одной из стран Содружества), набирать для гостя ванну желаемой температуры, предусмотрительно приготовив на спинке стоящего рядом стула большое банное полотенце, подавать одежду и перед отъездом упаковать чемоданы, перекладывая вещи папиросной бумагой. Размеры штата и уровень обслуживания не имеют равных, хотя директору музея Рою Стронгу было “несколько неловко, когда вокруг тебя так хлопочут” (90).

Гости собираются в одной из огромных замковых гостиных, где к ним за аперитивом присоединяются королева и принц Филипп в сопровождении неизменно крутящихся под ногами корги, а также полдюжины придворных. Королева развлекает приглашенных рассказами о предыдущих гостях, изображая их в лицах и подражая выговору, и смеется над проказниками корги. “Очень забавно, когда собаки не слушаются королевских приказов” (91), – вспоминает один из бывших придворных. Затем всех провожают назад в покои по застеленному красным ковром 170-метровому Большому коридору, огибающему восточную и южную стороны замкового периметра.

Наперегонки со стрелками часов гости переодеваются к ужину (на сборы остается всего полчаса), который в четверть девятого начинается в Парадной столовой с аперитива. Пятнадцать минут спустя прибывают королева и принц Филипп. Елизавета II появляется в вечернем платье, сверкая бриллиантами на шее, в ушах и на запястьях. Филипп в смокинге собственного дизайна, вечерней версии “виндзорской формы” (92), придуманной Георгом III для придворных: темно-синий бархат, медные пуговицы, алый воротник и манжеты.

Королева не приемлет за столом общей беседы и даже разговоров втроем, поэтому выступает “дирижером”: сперва все вслед за ней обращаются к своему соседу слева, а затем, во второй половине застолья, все, как и она, разом поворачиваются вправо. Предполагается, что гости знакомы с протоколом, но иногда королева делится маленькими подсказками. “С салфетками есть одна хитрость, – сказала она как-то гостю. – Вот смотрите, все кладут их неправильно, накрахмаленной стороной вниз. Так они соскальзывают с колен. А нужно вот так, обратной стороной на колени и подоткнуть” (93).

Общается она участливо, но старается не углубляться, предпочитая менять темы. В конце ужина по своему немного эксцентричному обыкновению она открывает вечернюю сумочку, достает карманное зеркальце и освежает помаду на губах. Первая леди Лора Буш, повторив подобный фокус за ланчем с вашингтонскими дамами, пояснила с озорной улыбкой: “Королева говорит, что так можно” (94).

После ужина, придерживаясь аристократического обычая даже после побед феминизма в 1970-х годах, Елизавета II с дамами удаляются из столовой, оставляя мужчин наслаждаться портвейном и сигарами. “Она и бровью не повела, – вспоминает Джин Карнарвон, вдова королевского скакового управляющего. – Иного не предполагалось” (95). Беседа в этой тесной женской компании, даже если затрагивает какие-то невинные личные темы, не предполагает откровений со стороны королевы.

Следующий пункт программы – замковая библиотека, где Елизавета II заранее отбирает книги в соответствии с интересами каждого приглашенного. “Подборка скорее развлекательная, чем информативная” (96), – поясняет Оливер Эверетт, почти два десятилетия состоящий королевским библиотекарем. За несколько дней до намеченного ужина библиотекарь отправляет ее величеству циркуляр с описанием приготовленных изданий и пометками относительно актуальности. Американскому чиновнику будет предложена переписка Джорджа Вашингтона или ответ миссис Линкольн на соболезнования королевы Виктории по поводу убийства ее мужа, а директор Музея Виктории и Альберта сможет ознакомиться с оригиналом письма королеве Виктории от 8-го герцога Девонширского, где тот предлагает дать музею ее имя. “Так у гостей появляются темы для разговора, – говорит Джин Ситон, вдова писателя Бена Пимлотта. – Очень удобный выход для ее величества, которая по характеру довольно застенчива” (97).

Кульминацией вечера становится эксклюзивная возможность лицезреть бесценные коллекции в парадных покоях замка, по которым гостей водят лично королева и герцог. На вопрос о любимом стиле живописи Елизавета II ответила как-то: “Пейзажи, по-моему, очень симпатичны” (98). Радуют королевский глаз и картины с лошадьми кисти Джорджа Стаббса, однако, к большому огорчению королевы, “он всячески экспериментировал с полотнами, поэтому сейчас одно из них ужасно крошится, и мы ничего не можем поделать” (99). Известно, что современное искусство королева не особенно жалует. На открытии галереи “Тейт-Модерн” “ее ловко уводили от незаправленной кровати и разной требухи в формалине, представив ее взору лишь несколько ярких абстракций” (100), – писала Диана Митфорд (леди Мосли) своей сестре Деборе, герцогине Девонширской.

Тем не менее королева не устает поражать гостей своими комментариями к виндзорским шедеврам кисти ван Дейка, Гольбейна и Рубенса – у нее всегда найдется что рассказать о каждой картине помимо даты создания и сюжета. “Ее отзывы очень искренни и зачастую необычайно метки, – утверждает бывший смотритель королевских полотен. – У нее хорошая зрительная память. Кроме того, она никогда не кривит душой и не делает вид, будто ей нравится то, чего она не признает или не понимает” (101). В отличие от королевы Виктории Елизавету II нельзя назвать страстным коллекционером, который штудирует каталоги аукционов, охотясь за редкостями. “Она не искусствовед и не музейный работник, – говорит Оливер Эверетт. – Однако она разбирается в своих шедеврах и понимает их ценность” (102). Как выразился один из ее бывших советников, милее всего сердцу Елизаветы II “красота природы” (103), но к своей роли хранителя королевских коллекций, насчитывающих около семи тысяч полотен, она относится серьезно.

После кофе в одной из гостиных королева и принц Филипп прощаются с приглашенными. Ранний завтрак подается каждому в покои, где специальные памятки просят “воздержаться от денежного вознаграждения слугам ее величества” (104), хотя чаевые для приставленных к гостям лакеев и горничных разрешаются. Кто-то из приглашенных пользуется возможностью еще раз побродить по парадным покоям, прежде чем старшие придворные проводят их к выходу, напомнив на прощание сделать запись в гостевой книге с толстыми страницами из белого картона. “Меня поразило, насколько же мало людей побывало здесь за все время в качестве приглашенных” (105), – отмечает Рой Стронг.