Королева

-- Я вам завидую, Иван Иванович! -- с холодной усмешкой произнес он. -- Вам Клавдия Петровна, по-видимому, больше доверяет, чем мне... Ну-с, так вы и передайте ей, если уж она сделала вас своим поверенным, даже, пожалуй, и защитником, -- он смерил меня глазами с головы до ног, -- передайте ей, месье Иванов, господин "паж", чтобы она была спокойна: письмецо не пропадет.

-- Но, Владимир Николаевич, я не уйду без письма...

-- А я не смею вас больше задерживать.

-- Позвольте... -- начал я.

-- До свиданья, господин паж!

-- Хорошо: я скажу Клавдии Петровне, что вы ей письма не возвратите, -- медленно проговорил я, берясь за ручку двери.

-- Нет, вы этого не скажете! -- закричал он, подбегая ко мне. -- А скажете то, что я попрошу вас.

Краска бросилась мне в лицо.

-- Милостивый государь! -- возвысил я голос.

-- Пожалуйста, оставьте этот тон, -- уже спокойно перебил меня Лепорский, -- не думаете ли вы, что это к вам идет... Впрочем, простите, я забыл, что вы -- благородный защитник (в его голосе послышалась ирония), так передайте ей следующее: я возвращу ей это письмо лично, при первом свидании, которое ей заблагорассудится мне назначить.

И он указал мне на дверь.

В квартире Логиновых царил полумрак. В гостиной на подзеркальном столике горела одинокая свеча. В остальных комнатах было темно. По-видимому, и Петр Васильевич, и прислуга уже спали.

Подходя к будуару, я услыхал тихий разговор. Больше выдавался голос Клавдии. Он звучал как-то особенно неумолимо. Возражал жидкий тенор Иеронимова. В будуаре, кроме них, по-видимому, никого не было. Я притаился в углу за портьерой и стал прислушиваться. После ее письма я уже не рассуждал, я совершенно потерял голову.

-- Никанор Андреевич! -- говорила Клавдия. -- Вы должны извиниться перед Ивановым завтра же. Я так хочу.

-- Помилуйте, Клавдия Петровна, я, право, не виноват, что так случилось... Я только хотел подшутить над ним и никак не думал, что это повлечет за собою серьезные последствия. К тому же это было давно, и я опять встретил его у вас. Следовательно, все уже позабыто.

-- Нет, -- сказала Клавдия, -- как хотите, ваша шутка была неуместна... позвольте, позвольте -- первое апреля тут ни при чем, вы все равно должны были знать, кому вы пишете. Иванов вообще человек довольно жалкий, а тут я его еще распекла... Нет, не спорьте, вы извинитесь перед ним так же, как сейчас извинялись передо мною.

-- Ну, уж я ему ручку-то не поцелую, -- попробовал сострить Иеронимов.

-- Ручка тут ни при чем, -- строго оборвала его Клавдия, -- и я попросила бы вас не ломаться!

-- Нет, я не ломаюсь, Клавдия Петровна, -- громко заговорил Иеронимов, -- я, может быть, говорю не то, что нужно... Мне просто не хотелось бы услышать от Иванова какую-нибудь дерзость, на которую в данном случае он может осмелиться. Это раз. Другое... -- он понизил голос, -- вы говорите, Клавдия Петровна, что я извинялся перед вами! Да разве вы можете ставить себя на одну доску с Ивановым?.. Иванов -- пигалица, убожество, а вы... Господи... неужели вы не догадываетесь, что вы... что я...

Иеронимов совсем запутался. В его голосе послышалась новая нотка. Я насторожил уши.

-- Что я вас люблю, Клавдия! -- вскрикнул он.

Потом я слышал, как он упал на колени. Далее я ничего не мог разобрать. Иеронимов о чем-то умолял, Клавдия тоже что- то говорила, но так взволнованно и тихо, что я не мог понять. Наконец она топнула ножкой и крикнула:

-- Никанор Андреевич! Вы унижаетесь... Подите вон!

Я согнулся весь и прижался к стене. Иеронимов прошел мимо меня, закрыв лицо руками. Я подождал еще немного и вошел в будуар.

Клавдия бросилась ко мне.

-- Ну что, ну что? -- задыхаясь спрашивала она.

-- Я не принес письма назад.

-- Как? -- отступила она. -- Он вам не дал?

-- Не дал.

-- Да говорите же, что было?

Я молчал. Мне было тяжело говорить. Я почти терял сознание.

-- А... -- как-то странно произнесла она, -- я понимаю: вы прочли... Ну что же, радуйтесь! Вы, может бьггь, думаете, что я вас боюсь?.. Я люблю его, а вас всех ненавижу, слышите!

Я подошел к ней ближе.

-- Владимир Николаевич просит вас назначить ему свидание, -- медленно проговорил я и сам удивился своему спокойствию, -- он хочет передать вам письмо лично.

-- Это правда?.. Скажите скорей: правда это? -- восторженно заговорила Клавдия, и взор ее загорелся.

Она схватила меня за руку, потом вдруг побежала к оттоманке, бросилась на нее с размаху и громко захохотала.

-- Ха-ха-ха! -- смеялась она. -- Я так и знала! Какой он глупый! Ведь я ему сказала, что я его люблю, чего же ему еще!..

Боже! Он меня ревнует! Ха-ха-ха! Иван Иванович! Пойдите сюда.

Я подошел.

-- Лепорский меня ревнует к вам... ха-ха-ха! Слушайте, паж! Сознайтесь, ведь вы влюблены в меня? Да?.. Говорите!

-- Да, -- отвечал я дрожащим голосом.

-- Я вами довольна сегодня: нагнитесь, я вас поглажу по голове.

Я машинально нагнулся. Я был точно загипнотизирован. Она меня и в самом деле погладила. Потом сказала тихо и несколько озабоченно:

-- Иванов! Возьмите стул; нам нужно поговорить.

Я поместился против нее.

-- Видите ли, дорогой паж, прежде всего я вас благодарю за все...