Сулавье терпеливо сидел в гостиной с цилиндром в руке, уставившись в пол, время от времени качая головой и бормоча что-то себе под нос. Мэри заставила себя неторопливо съесть завтрак, приготовленный Розель: яичница с настоящим беконом, не наноеда, прекрасный подрумяненный хлеб, свежий апельсиновый сок и кусочек терпкого манго с плотной мякотью.
– Спасибо. Очень вкусно, – сказала она Розель. Та мило улыбнулась.
– Вам нужны силы, мадемуазель, – сказала она, покосившись на Сулавье.
Мэри забрала из спальни свой дипломат – в котором, среди прочего, лежали расческа и набор косметики, – вышла в гостиную и остановилась у дивана. Сулавье поднял взгляд, вскочил, поклонился и открыл перед ней дверь. Лимузин ждал у тротуара.
Усевшись напротив нее, Сулавье на французском дал указания машине, они развернулись на широкой асфальтовой дороге и направились к выезду с охраняемой территории. Пока они ехали к берегу залива, он ровным тоном посвящал ее в местную историю и легенды, но Мэри слушала вполуха. Большую часть этих сведений она с любопытством прочла накануне вечером.
Почти все здания в Порт-о-Пренсе, за редкими исключениями, были построены после того, как полковник сэр объявился в Эспаньоле. Великое карибское землетрясение XVIII года обеспечило Джону Ярдли прекрасную возможность, а заодно взвалило на его молодую тиранию тяжкое бремя восстановления. Лишь немногие из новых зданий демонстрировали робкие попытки возврата к пряничному духу старого Гаити; большая же часть представляла новейший архитектурный стиль, удачнее всего определявшийся как «деловой учрежденческий».
Очевидным исключением были отели; здесь, в центре денежного потока от туристов, архитектура была экстравагантной, колоритной и праздничной, расточительно творческой. Мэри несколько раз бывала в Лас-Вегасе, и Порт-о-Пренс напомнил ей о его дневном унынии и ночной несдержанности. В 2020-м, «год великого прозрения», как вычурно именовал его полковник сэр, в Эспаньолу съехались архитекторы со всего света и пытались создавать отели в форме океанских лайнеров, гор под стать горам этого острова, морских птиц с распростертыми крыльями, а также пугающих безопорных структур, угнездившихся на берегу и в самом заливе и напоминавших причудливые космические станции с вращающимися ступицами и крутящимися сегментами.
Два года, предшествовавшие «году великого прозрения», выдались очень тяжелыми. Полковник сэр подавил четыре контрреволюции, три доминиканские и одну гаитянскую; во второй из них он потерял лучшего друга, геолога Руперта Хеншоу. До своей гибели Хеншоу помог восстановить добычу меди и золота на старых рудниках и найти новые месторождения; он также подобрал ключ к огромным запасам нефти, разрабатывать которые ранее опасались. В те дни, на пороге прорыва в нанотехнологиях, нефть все еще оставалась необходимым сырьем, а не топливом, и превращалась в тысячи побочных продуктов. Хеншоу хорошо послужил полковнику сэру.
Большая часть архивов острова за эти годы была недоступна широкой публике и международным историкам. В процессе объединения погибли по меньшей мере тысячи. Полковник сэр приобрел репутацию человека совершенно безжалостного в традициях десятков предыдущих правителей двух народов Эспаньолы. Однако в отличие от этих правителей, прежде занимавших его место, он вдобавок оказался необычайно дельным и бескорыстным.
Полковник сэр нисколько не заботился о личном обогащении. У него был замысел. Он осуществлял его с прозорливостью, а в некоторых случаях даже с мягкостью в отношении эспаньольцев, вовсе не стремясь мстить противникам или врагам, всегда позволяя им удалиться в благородное изгнание. При одиозной судебной системе, введенной полковником сэром, к 2025 году в Эспаньоле был самый низкий в мире уровень преступности для страны с такой плотностью населения и уровнем доходов.
Полковник сэр Джон Ярдли разорвал порочный круг жестокости, царившей на острове. Более трех столетий над ним тяготело проклятие; противодействовать этой силе было невозможно, но ее удалось перенаправить; полковник сэр обратил ее наружу, вывел с острова.