Королева ангелов

Голдсмит, как когда-то Эзра Паунд, став апологетом Ярдли, прославился неумелыми и, возможно, опасными попытками поиграть в политику, которые укрепили его положение в литературе. Возможно, именно потому он так и поступил. Мартин рассматривал его действия как позу или хладнокровный замысел; это, по крайней мере, имело какой-то смысл. Тем не менее просочившиеся в прессу и ставшие достоянием публики телефонные звонки пересылаемые визио переписка Ярдли и Голдсмита не выявили никакой позы; поэт искренне восхищался полковником. «Триста лет назад вы могли бы объединить Африку против португальцев и англичан; я сейчас мог бы быть там, цельный человек в теплой, кофейного цвета, без капли молочного оттенка, сердцевине Черности».

Очень близко к пустословию. Мартин покачал головой и продолжил чтение. Письмо от Ярдли к Голдсмиту:

«По вашей поэзии видно, что культурой и сознанием вы отличаетесь от своего окружения. Вы успешны, и все же говорите, что чахнете; вами не гнушаются, однако вы чувствуете себя не в своей тарелке. У вашего народа были дома и семьи и языки и религии, вся поэзия народа – но их отняли и заменили господством чужеземцев и жестокостью. Ваших соплеменников доставили в Новый Свет, и многих высадили в Эспаньоле, где невероятные жестокости продолжались и в двадцать первом веке… Неудивительно, что вы чувствуете себя разобщенными! Когда я утвердился на Гаити, мне кружила голову легко вспыхивающая радость людей, знавших так много боли, людей, чья история была мучительной цепью предательств и смертей. Боль впитывается зародышем через плазму, переходит от матери к сыну. Увы, многие из угнетателей умерли прежде, чем мне удалось отомстить за их жестокость».

Очевидная несправедливость ради упрощения истории. И Ярдли не слишком тщательно скрывал новую экономику и сущность своего острова, во всяком случае не тогда, когда Соединенные Штаты Америки давали ему доллары и поручали миссии по всему миру.

Переписка заканчивалась стихотворением Голдсмита: «Будь у меня магические силы / Я убил бы многих белых отцов-насильников / Оправданное убийство через время / Историю нельзя заЧернить». Рукоплескания со стороны США, всегда жаждущих самобичевания. Слава и еще большая удача. В каком-то смысле, возможно, и полковник сэр Джон Ярдли был чем-то обязан Голдсмиту, мастеру отточенного слова. Переписка и взаимное восхищение, граничащее с любовью, – с точки зрения Голдсмита, конечно.

Был ли Ярдли в восприятии Голдсмита ангелом мщения, пришедшим в этот мир из-за грехов давно умерших? Явившимся к полноправным потомкам белых отцов-насильников? И чем был Голдсмит для Ярдли: разделяющим его мысли апологетом или пишущим под его диктовку, servus a manu?

Были ли все убитые белыми?

Мартин просмотрел ЛитВиз-отчеты и перекрестные ссылки. Нет. В числе жертв был один азиат смешанных кровей в четвертом поколении, и один черный, как Голдсмит, – его крестник. Возможно, слепая и неизбирательная жажда убийства.

Мартин закончил изыскания и выбрался из кресла. Латунный арбайтер ожидал его указаний.

– Пожалуйста, принеси мне холодный чай, – сказал он. – И скажи господину Ласкалю, что я готов увидеть Голдсмита. – Не увидеться, а увидеть. Голдсмит не должен опознать Берка или Нейман или кого-либо другого, кто будет исследовать его Страну; может возникнуть неловкость.

19

Откуда вам знать меня? Почему вы так рветесь узнать меня? Моя слава выбешивает вас.

Глаза Ричарда Феттла начали косить от усталости, и он отложил ручку. Моргая, растирая глазницы тыльной стороной кисти, встал с кровати – мышцы сведены взор затуманен суставы хрустят пальцы сводит; он чувствовал себя, как человек, всплывающий из пучины запоя, но при этом ощущал огромное облегчение и собственное достоинство, ибо он писал, и написанное им было хорошо.

Но он не осмелился убедиться в этом, перечитав все покрытые убористыми каракулями десять страниц. Вместо этого он сделал себе чашку черного кофе, думая о старых аллюзиях Голдсмита относительно кофе и сливок, и, пока пил кофе, улыбался, будто каким-то образом поглощал кровь и плоть поэта.

Со словами он это уже сделал. Это оказалось приятно. Скоро он увернет Голдсмита в плотный тугой узелок и вытолкнет из себя, воплотив его посредством ритуала написания текста.

Он обошел квартиру, глупо улыбаясь, пришибленный музой. Человек, который наконец очистился или наконец увидел, что грязи осталось мало.

Что понадобилось, чтобы разорвать сцепку? Поношение. Что на выходе. Текст. Какие были ощущения. Экстаз. К чему все это ведет. Возможно, публикация. Неплохо было бы опубликоваться.

Да.

В конечном счете Голдсмит послужит ему.