Королева ангелов

– Она не кусается. Иди, иди, – подбодрил Эрнест. Мэри повернулась к нему, досадливо вздохнула, повернулась обратно и уставилась творению в глаза под тяжелыми веками; серебряные зрачки с золотой каймой в древней зеленой бронзе следили за ней, губы сложились в бронзовую улыбку великанши Моны Лизы, голова размером с каменную глыбу наклонилась, отводя взгляд влево и вверх к чему-то несуществующему не представляющему интереса по крайней мере для древней богини – на черную изогнутую стену. Мэри невольно тоже взглянула. По матово-серой стене катились черные блестящие лакированные волны за ними проработанным до мельчайших деталей узором поднималась декоративная пена, черная лакированная русалка выходящая из волн на барельефе расчесывала тронутые лунным светом волосы.

Серебряная луна висела над серединой туловища полулежащей фигуры, лунная тень потускнела, лунный диск поблескивал как бриллиант. Мэри и фигура стояли в море ртути, очень жидкий металл плескался у ее ног. Что-то зашевелилось в мозгу, и глаза Мэри округлились. Она опустила веки, увидела параллельные линии сканирования, пересекающие ее поле зрения. Где она

Фигура поднялась во весь рост под высоченным потолком студии, возвышаясь над Мэри как крона дерева, широко раскинула руки – половая щель выделялась на бронзовом теле мерцанием лавы – и произнесла с гулкой медью в голосе: «Это ожидаемые очертания. Это те, кого мы любим, всевозможные дочери, создательницы сыновей».

Мэри увидела у ног великанши череду женщин мать и тетки сестра школьные подруги женщины из книг легендарные женщины: Елена Троянская Маргарет Сэнгер Мэрилин Монро Бетти Фридан Энн Дитеринг; все это каким-то образом было связано с тем, что она считала сутью женственности, выстроено в какой-то концепции от раннего к позднему слева направо заканчивая трансформанткой встреченной ею в централе ЗОИ Сандрой Оушок. Мэри дернулась обратно, чтобы снова посмотреть на мать, увидела ее лицо строгое неодобрительное потом смягчившееся, помолодевшее, такую мать, какой, возможно, увидела ее в самый первый раз, идеализированную, мать прежде долгих лет осуждения и, наконец, ненависти и отвержения. У нее перехватило горло и на глаза набежали слезы, но она не винила Эрнеста, потому что теперь полностью погрузилась в переживание, как в сон. Она закрыла глаза и снова увидела красные линии сканирования. Что это за

Увидела себя, какой была до трансформации, словно в зеркале, длинное платье, высоко приподнятое с левой стороны, открывает короткие ноги кожа смуглая миндального цвета приплюснутый нос большие раскосые насмешливые глаза, отцовский рот на лице матери. Эрнест ничего не знал о тех временах, и, конечно, у него не было изображения ее матери. Красные линии сканирования, которые она уже видела

На полицейских тренировках

Череда женщин растаяла, и центральная фигура светясь теплым оранжевым светом восходящего солнца, воздела руки в серебристом оперении, мерцавшем как лава очертания вагины теперь прикрывал халат как ночной туман, глаза закрывались, лицо удлинялось, крылья Мадонны росли, простираясь от рук

На полицейских тренировках с модифицированным селекционерским «адским венцом». Это были предупреждающие признаки сканирования перед пыткой наведенными фантазиями при помощи «венца»

– Эрнест! – заорала она. – Что ты творишь?

Фигура моментально вернулась в исходное положение – полулежащая и нагая, а Эрнест очутился рядом с Мэри и пытался удержать в своей ее руку, которую она выдергивала из его хватки, пятясь к выходу.

– Где ты это взял? – спросила она хрипло от бешенства.

– Что не так? Я причинил тебе боль?

– Где ты достал этот «адский венец»?

– Это не… Откуда ты знаешь?

– Боже мой, ты купил «адский венец»!

– Это не «адский венец». Он изменен и не может никому навредить. Просто сканирует и позволяет моему психотропу выбирать образы из памяти. Настроен на приятные, но значимые воспоминания.

– Это незаконно, Эрнест, господи помилуй. Это «чернокнижник», старая модель, но адски нелегальная.

– Это просто остов, если говорить технически. Старая модель, абсолютно верно. Имитирует заурядное воплощение фантазий. Не страшнее того, что можно купить в магазине игрушек.

– Сканирует линии в моей лимбической системе и зрительной коре, Эрнест! Господи. Где ты его взял?

– Исключительно ради искусства, он безвреден.

– У тебя есть свидетельство корректолога об этом?

Он вздрогнул от едкости в ее голосе и прищурился.

– Нет, боже, нет, конечно, нет. Но я провел исследование, испытывал его на себе несколько месяцев.

– Ты купил его у селекционеров?

– Бывших селекционеров. Перебежчиков.

– Другие твои контакты? – Теперь с языка Мэри лился горький мед. Ее изъян, врожденное стремление к перестраховке, цвело пышным цветом, и теперь ей хотелось влепить ему пощечину. Тем более что он вспотел и говорил сбивчиво, красивое смуглое лицо блестело от слепящих огней и мерцания лазеров. Фигура за его спиной безучастно откинулась на спину.

– Ты не можешь никому сказать, Мэри. Я ни за что не показал бы это тебе, если бы знал…