— Берил! Берил! — заорал в ответ Григсби и стал проталкиваться к фигуре цвета глины, одетой в драные лохмотья.
Девушка (если под слоем грязи и плесени действительно была девушка) уронила наземь два холщовых мешка и хотела побежать навстречу деду, но не привыкшие к суше ноги тут же ее подвели. Два шага — и она рухнула на настил, как будто ее огрели по спине веслом. Григсби тут же присел на корточки рядом с внучкой и помог ей встать. Мэтью подошел к ним как раз в тот миг, когда несколько пассажиров подняли капитана, и таким образом очутился прямо на линии огня. Казалось, грянул залп из шести орудий, не меньше, когда бородатый мореход взревел:
— Эта девка!..
Берил села и заморгала, будто ей влепили пощечину. На носу у нее выступила кровь, и это было единственное пятнышко цвета в ее облике. Вся она была серо-зеленая, покрытая чем-то средним между пылью и плесенью: одежда, руки, ноги, лицо и волосы в колтунах.
— Это она прокляла корабль! — вопил капитан. Он хотел броситься к Берил, но остальные пассажиры чудом его удержали и едва не рухнули всем скопом на настил. — Две недели, как мы вышли из Портсмута, — а эта паскуда уже столкнула за борт преподобного Патриксона! Тогда на нас и посыпались злоключения. Мы напоролись на морское чудище — и начался сущий ад!
Берил попыталась встать и раскорячилась, как циркуль.
— Чертов кусок мяса прицепился к носу, и все море кругом кишело морскими адвокатами — днем и ночью! — надсаживался, как безумец, капитан. — Это твоих рук дело! Ты сама знаешь! Это ты навлекла на нас гнев Божий!
— Знаю, — отвечала ему Берил, тоже хриплым, но удивительно спокойным голосом. — Я, вообще-то, только мыло выронила.
— Только мыло выронила, ха! — проорал капитан всем присутствующим. — Мыло она выронила!
Тут он, по-видимому, окончательно лишился рассудка. Вырвавшись из рук тех, кто его держал, капитан закружился на месте и стал скидывать с себя одежду. Сбросив рубаху и туфли, он спустил бриджи до лодыжек и запрыгал по причалу в одних чулках и татуировках. Тут уж его скрутили и попытались завернуть в попону горожане. Увы, затея не удалась: капитан опять вырвался, скинул с себя оставшуюся одежду и совершенно нагой припустил по набережной в направлении Ганновер-сквер, вопя: «Только мыло выронила! Она только мыло выронила!» В погоню за ним устремились человек десять и три собаки.
— Дедушка, я не вру! — сказала Берил, приваливаясь к Григсби. Говорила она с трудом и, казалось, вот-вот потеряет сознание. — Клянусь, я ничего плохого не сделала!
— Скоро мы будем дома, — заверил ее Григсби, весь красный как рак. — Накормим тебя и уложим спать. Господи, я ведь думал, что уже никогда тебя не увижу! Мэтью, будь так добр, помоги нам с мешками.
— Конечно.
Мэтью поднял мешки с дощатого настила: они оказались такими тяжелыми, что и Хадсон Грейтхаус едва ли справился бы с такой задачей, но сдаваться Мэтью был не намерен. Григсби повел внучку домой, а Мэтью шел за ними — пока не приметил среди оставшихся на причале зевак Эндрю Кипперинга. Тот щурился на солнце и вообще выглядел так, словно только проснулся. Причем спал он, по-видимому, прямо в одежде — так сильно она была измята.
— Мармадьюк! — крикнул Мэтью. — Вы идите, я вас догоню!
Григсби помахал и двинулся дальше, практически волоча Берил за собой. Мэтью приблизился к блудливому адвокату.
— Ну и шум подняли, а? — сказал Кипперинг, щуря мутные (с перепоя?) глаза; Мэтью пришло в голову, что адвокат не причесывался, не брился и не мылся по меньшей мере с четверга. — Даже в воскресенье поспать не дают!
— Я хотел попросить вас об одолжении. — Мэтью опустил мешки на землю и выудил из кармана сюртука письмо. — Не могли бы вы передать это мистеру Полларду?
Кипперинг даже не подумал брать конверт:
— А что это?
— Это для миссис Деверик, пусть он ей передаст. Можете ему отдать? Желательно прямо сегодня, если его увидите.
— Вряд ли увижу. Мы с пятницы не встречались. Он уехал по делам какого-то клиента.
— Что ж, в таком случае не могли бы подержать у себя письмо и передать его мистеру Полларду утром, как только он вернется?
Кипперинг почесал голову и зевнул. Понаблюдав с минуту, как работники выносят с «Сары Эмбри» заплесневелые сундуки и ящики, он сказал:
— Я сегодня не работаю и не хочу никаких обязанностей. Вручите письмо сами.
Мэтью вдруг вышел из себя — моментально, словно порох взорвался. Вероятно, гнев копился в нем еще с самого утра, когда миссис Деверик ответила ему столь грубым отказом, точно дворняжке, которую следовало проучить и поставить на место. Теперь же он просто выместил злобу на этом несносном адвокатишке, хотя, скорее, злился на самого себя: надо же так оплошать перед женщиной! Кроме того, его бесил высокий адвокатский статус Кипперинга, а особенно то, как бездумно он рушит собственную карьеру, некогда составлявшую предел его, Мэтью, мечтаний.