Королева Бедлама

— Джейкоб? — Рамсенделл остановился у двери и ласково заговорил с душевнобольным, как говорят с расшалившимся ребенком: — Мы с доктором Хальценом должны обсудить с этими джентльменами одно очень важное дело. А ты, пожалуйста, закончи свои дела.

— Мне кошмары снились, — сказал Джейкоб.

— Да, знаю. Ну, ступай. Чем быстрее закончишь, тем быстрее получишь ужин.

— Вы будете говорить о Королеве.

— Верно. Ступай. Чистое белье само себя не сложит.

Джейкоб поразмыслил над этими словами пару мгновений, после чего кивнул, хмыкнул и пошел прочь — мимо каменного дома в сторону дорожки, ведущей к надворным постройкам.

— Три года назад он работал бригадиром на лесопилке у реки, — тихо пояснил Рамсенделл, пока Мэтью и Грейтхаус провожали Джейкоба взглядом. — У него была жена и двое детей. Одна оплошность, причем допустил ее не он, — и травма головы вернула его в детство. Он делает успехи и уже может выполнять простые поручения, но там, снаружи, полноценной жизни у него никогда не будет.

«Снаружи». Рамсенделл произнес это так, будто бояться следовало не сумасшедшего дома, а жизни за его стенами.

— Прошу вас, проходите. — Рамсенделл придержал для них дверь.

Сначала они оказались в комнате, очень похожей на самую обычную адвокатскую контору: два письменных стола, большой стол для переговоров с шестью стульями, картотечный шкаф, забитые книгами полки, а на дощатом полу — простой темно-зеленый тканый коврик. Дверь в следующую комнату была открыта, и там Мэтью увидел что-то вроде медицинской кушетки и шкафчика, в котором, по всей видимости, хранились лекарства и инструменты. Кто-то мелькнул в дверном проеме: одетая в серое женщина с длинными черными волосами протирала стеклянные сосуды синей тряпкой. Почувствовав на себе взгляды, она обернулась и посмотрела на Мэтью потухшими, глубоко запавшими глазами, а затем вернулась к работе, словно во всем мире не было ничего важнее и нужнее этого дела.

— Присаживайтесь. — Рамсенделл подождал, пока все займут места за столом. — Изволите чаю?

— Мне бы чего покрепче, если можно, — сказал Грейтхаус.

— О, прошу прощения, мы не держим спиртного. Хотя есть немного яблочного сидра, если вам угодно.

— Подойдет, — кивнул Грейтхаус, хотя Мэтью знал, что сейчас он мечтает о кружечке крепкого черного эля.

— Мне тоже сидру, пожалуйста, — сказал Мэтью.

— Мэрайя! — окликнул Рамсенделл ту самую черноволосую женщину.

Она тут же прекратила натирать сосуды и вышла из комнаты. У нее был дряблый рот, а левый глаз без конца подергивался.

— Сходи, пожалуйста, на кухню и налей нашим гостям две кружки яблочного сидра, будь так добра, — сказал ей Рамсенделл. — Кружки возьми оловянные. Вы что-нибудь выпьете, Кертис?

Хальцен помотал головой; он держал в руках трубку с ромбическим орнаментом на чаше и увлеченно набивал ее табаком из кожаного кисета.

— А мне чашку чая, пожалуйста, — добавил Рамсенделл.

— Да, сэр, — ответила женщина и скрылась в глубине дома.

— Им непременно нужно давать поручения, — сказал доктор, садясь за стол. — Это повышает ловкость и координацию, а кроме того, придает жизни осмысленность. Увы, руки слушаются далеко не всех. А некоторые больные прикованы к постели — по состоянию здоровья или же по собственной воле. Каждому требуется особый подход, как вы понимаете…

Грейтхаус откашлялся. Мэтью видел, что этому суровому бывалому воину в высшей степени не по себе.

— Боюсь, не понимаю, — сказал он. — Откуда все эти люди? И сколько их тут?

— В настоящий момент здесь проходят лечение двадцать четыре мужчины и восемь женщин. Разумеется, они проживают в разных зданиях. Кроме того, у нас есть особые отделения для тех, кто склонен к насилию или… как бы лучше выразиться?.. не желает пользоваться ночным горшком. Мы пытаемся донести до своих пациентов, что, несмотря на спутанность сознания, они имеют право сами принимать решения. И могут учиться новому.

— Увы, не у всех сохранилась эта способность. — Хальцен зажег спичку и стал раскуривать трубку, выдыхая голубой дым. — Есть у нас такие пациенты, которым уже нельзя помочь. Их мы вынуждены держать в заточении, дабы они не причиняли вред себе и другим. Но здесь у них хотя бы есть крыша над головой и еда.

— Словом, мы обращаемся с пациентами как с людьми, а не как с животными. — Рамсенделл перевел взгляд с Грейтхауса на Мэтью и обратно, как бы подчеркивая сказанное. — У нас с Кертисом есть опыт работы в лондонских учреждениях для душевнобольных, и мы оба глубоко презираем распространенный там метод заковывания пациентов в цепи и кандалы.

— Так откуда, говорите, ваши пациенты? — повторил Мэтью вопрос Грейтхауса.