Королева Бедлама

— Мистер Корбетт! — Рамсенделл встал между Мэтью и окном, словно загораживая визитера от злых чар. — Нам пора.

— Да-да… — кивнул Мэтью. Виски его покрылись холодной испариной. — Идемте.

— Я тебя запомнил! — проорал сумасшедший в спину своим уходящим зрителям. — О, я всех вас запомнил!

— Это еще кто такой, черти меня раздери?! — спросил Грейтхаус, разок оглянувшись и больше не посмев: большие руки лихорадочно ощупывали прутья решетки, будто в поисках слабины.

— Это… — В голосе Рамсенделла впервые послышалась неприязнь и, быть может, намек на страх. — Это проблема, от которой мы в ближайшее время избавимся. Его прислали к нам из квакерского заведения в Филадельфии, и поверьте, он скорее хитер и коварен, чем болен! Однажды ему удалось меня одурачить: я дал ему работу… и в тот же день он едва не убил бедную Мэрайю в красном сарае! — Он показал на дорожку, уходившую к надворным постройкам. — Квакеры узнали, что он вроде бы работал цирюльником в Лондоне и совершил больше дюжины преступлений. Осенью мы ждем письма о его переводе в нью-йоркскую тюрьму, где он будет ждать отправки в Англию. Разумеется, сюда прибудет констебль, чтобы заковать его в кандалы.

— Будь моя воля, я бы вывел его на дорогу и пристрелил, — сказал Грейтхаус. — Пистолет сэкономил бы всем кучу денег.

— Увы, мы подписали с квакерами соглашение и обещали доставить его в Нью-Йорк в целости и сохранности. Дело христианской чести, понимаете? — Рамсенделл сделал еще два шага, а потом задумчиво произнес: — Знаете, если вам удастся разгадать загадку Королевы, возможно, мы рассмотрим вопрос о том, чтобы нанять вас для перевозки мистера Морга в Нью-Йорк.

— Мистера Морга? — повторил Мэтью.

— Да. Его зовут Тирантус Морг. Говорящее досталось человеку имечко, ничего не скажешь. А вы все-таки подумайте об этом деле, господа. Сопроводите нашего пациента в Нью-Йорк? Тут ехать-то всего тридцать миль, за такое время ничего не может случиться. Вот мы и на месте.

Они подошли к домику у сада. Мэтью учуял ароматы жимолости и мяты. В вязовой роще за домом мерцали светлячки. Рамсенделл выудил из кармана жилета связку ключей, сунул нужный ключ в замок на входной двери и открыл ее.

— Осторожнее, господа, — сказал он.

Впрочем, его предостережение оказалось лишним: за дверью был освещенный лампами коридор с длинной темно-синей ковровой дорожкой на полу. Одна лампа стояла на маленьком столике у входа, а под потолком висела кованая люстра на четыре свечи, которые уже были зажжены — вероятно, Чарльзом или еще кем-то из доверенных лиц. Шагая за врачами по коридору (Грейтхаус плелся позади, боязливо разглядывая это вполне приличное с виду жилище), Мэтью обратил внимание на четыре закрытые двери, по две с каждой стороны.

— Сюда, пожалуйста. — Рамсенделл подошел к последней двери справа, тихо постучал, выждал несколько секунд и сказал: — Мадам? Это доктор Рамсенделл и доктор Хальцен. С нами двое господ, которые хотят с вами познакомиться. — Ответа не последовало; врач взглянул на Мэтью. — Она никогда не отвечает, но нам кажется, что ей по душе подобные формальности. — Он вставил в замок другой ключ и повернул его. — Конечно, мы тоже уважаем ее право на частную жизнь. — Тут он заговорил еще громче, обращаясь к пациентке: — Открываю, мадам!

Эти слова тоже не вызвали за дверью ни шороха, ни звука. Первыми вошли врачи, следом — Мэтью и совершенно оробевший Грейтхаус. В воздухе стоял сладкий запах — на сей раз не сада, а каких-то цветочных духов или ароматического масла. Было темно, лишь синий сумеречный свет лился в окна, широко открытые вечеру и миру снаружи, — Мэтью обратил внимание, что решеток на них нет. Одно окно выходило в сад, а другое — в лес, где среди деревьев пульсировали огоньки светлячков.

Хальцен зажег спичку и поднес огонь к трем фитилям лампы, стоявшей на столике у окна в сад. Пламя занялось, окрепло и осветило золотым сиянием гостиную — ухоженную и опрятную, как в лучших домах Нью-Йорка. Вернее, как в самых богатых домах, подумал Мэтью, оглядываясь по сторонам. На полу лежал красивый ковер с узором из небольших фиолетовых, серых и синих квадратов, а на светло-голубых стенах висели картины в сверкающих золоченых рамах. Хальцен начал зажигать вторую лампу о трех свечах, что стояла чуть поодаль на пьедестале. Там обнаружилась большая кровать под белым балдахином с резными опорами, два стула с высокими спинками и серой обивкой, а также круглый дубовый стол — на нем Мэтью увидел большую деревянную вазу со спелыми яблоками и грушами. Подле кровати расположился большой платяной шкаф какого-то темного, очень дорогого дерева и столь искусной работы, что стоил он наверняка целое состояние. Дверцы шкафа были покрыты тонкой росписью — мелкими красными цветами и зелеными листочками — и запирались на щеколду из чистого золота или иного драгоценного сплава, очень похожего с виду на золото.