— Я прочел статью еще раз, но никакого отклика не получил, — добавил врач. — Вернее, словесного отклика не последовало, но в свете ламп я видел, что мадам плачет. Вы когда-нибудь видели человека, рыдающего совершенно без звука, с тем же выражением лица, какое он носит каждый день и каждый час своей жизни? Однако по щекам ее текли слезы. Знакомая фамилия вызвала в нашей пациентке эмоциональный отклик, и это поистине удивительно, ведь за все четыре года пребывания здесь она ни разу не проявила никаких эмоций!
Мэтью все смотрел на профиль таинственной Королевы. Она была совершенно неподвижна, даже губы больше не выдавали тайной жизни ее разума.
— Потом я еще несколько раз читал ей статью — все впустую. Произносил фамилию — она лишь вздыхала или ерзала на месте. Ваше объявление натолкнуло меня на мысль, что вы можете помочь — ведь это, несомненно, проблема, требующая решения. Мы с Кертисом все обсудили, в субботу я поехал в Нью-Йорк, оставил письмо и вчера вернулся в больницу.
— Одна-единственная фамилия еще ни о чем не говорит, — фыркнул Грейтхаус. — Я, конечно, не эксперт, но, если у вашей дамы с головой не в порядке, какое значение может иметь ее реакция на чью-то фамилию?
— Видите ли, она сделала над собой усилие. — Оранжевый отсвет упал на лицо Хальцена, когда он в очередной раз поднес к трубке спичку. — И слезы — это ведь доказательство, что фамилию она слышит не впервые и по-своему, как может, пытается нам что-то сказать.
Грейтхаус, похоже, начал понемногу приходить в себя.
— При всем уважении — если такими доказательствами набивать матрасы, спать придется на голом полу.
Мэтью решил прервать разгорающийся спор одним простым действием: он опустился на колени перед женщиной и, глядя на ее профиль — по-прежнему недвижный, словно портрет, — тихо произнес:
— Пеннфорд Деверик.
Неужто она моргнула? Неужто слегка поджала губы — и морщины в уголках губ стали чуть глубже?
— Пеннфорд Деверик, — повторил Мэтью.
Врачи и Хадсон Грейтхаус молча наблюдали за происходящим.
Мадам, казалось, ничуть не изменилась в лице, однако… кажется, левая рука ее чуть крепче стиснула подлокотник кресла?
Мэтью наклонился ближе и сказал:
— Пеннфорд Деверик умер.
Внезапно и плавно Королева повернула голову, и Мэтью осознал, что смотрит ей прямо в лицо. От неожиданности он охнул и едва не опрокинулся назад, но в последний миг все же сумел устоять на ногах.
— Молодой человек, — сказала она ясным и властным голосом. Выражение лица ее при этом ничуть не изменилось, она будто по-прежнему разглядывала светлячков за окном, однако в тоне явственно слышалось раздражение. — Прибыл ли ответ короля?
— Ответ… короля?
— Да. Говорите.
Мэтью вопросительно взглянул на врачей, но те не поспешили прийти ему на выручку. Хальцен молча курил трубку. Мэтью пришло в голову, что они уже слышали этот вопрос.
— Нет, мадам, ответа пока нет, — робко ответил он.
— Когда прибудет — сразу же мне доложите, — сказала женщина и вновь обратила лицо к окну.
Мэтью сразу почувствовал, как она отдаляется, хотя расстояние между ними оставалось прежним. Прошло еще несколько секунд — и между ними уже лежала пропасть.
— Вот почему ее прозвали Королевой, — заметил Рамсенделл. — Она задает этот вопрос несколько раз в неделю. Однажды она спросила об этом Чарльза, а тот рассказал остальным.
Мэтью решил, что должен попытаться еще раз.
— Мадам, о чем вы спрашивали короля?
Никакого ответа или отклика не последовало.
Мэтью встал. Он по-прежнему сосредоточенно разглядывал ее лицо, которое теперь напоминало лицо статуи.
— А вы когда-нибудь говорили ей, что ответ пришел?
— Говорил, — ответил Хальцен. — В качестве эксперимента. Она как будто ждала от меня еще какого-то действия. Когда я ничего не сделал, она быстро утратила интерес и вернулась в мир своих грез.
— Мир грез, тоже мне… — пробормотал Грейтхаус себе под нос.
Мэтью вдруг почувствовал, что, пока он наблюдает за Королевой Бедлама, за ним столь же внимательно наблюдают еще четыре лица.
Он поднял голову, и его взгляд внезапно упал на предметы, висевшие на противоположной стене — у другого окна.
Во рту моментально пересохло.
— Что это? — сдавленно спросил он.
— Ах это? — Рамсенделл махнул рукой на стену. — Ее маски.
Мэтью уже шел мимо кресла, мимо Грейтхауса и врачей к стене с четырьмя масками. Сразу он их не заметил, поскольку все внимание сосредоточил на Королеве. Две маски были просто белые, одна красная с черными ромбами на щеках, а четвертая — черная с красными ромбами вокруг глаз.
— Их привезли вместе с остальными вещами, — пояснил Рамсенделл. — Кажется, они итальянские.