Королева Бедлама

Паренек опустил нож на сиденье. Убаюканный качанием кареты, Бромфилд чуть закатил голову назад и прикрыл веки.

— Слушай, — обратился Мэтью к Джереми. Бромфилд тут же распахнул глаза и сел прямо как штык.

Парень молча уставился на Мэтью.

— Тебе сколько лет?

Джереми покосился на Бромфилда — тот пожал плечами.

— Ну, пятнадцать.

— Вот и я ушел из приюта в пятнадцать. Я ведь тоже из приютских.

— Правда?

— У тебя какая специальность?

— Чего-чего?

— Ну, какой у тебя талант? Почему тебя забрали из приюта в школу Капелла?

— Да то не школа, а… — Джереми нахмурился, подбирая нужное слово. Соображал он явно не слишком быстро. — Университет!

— Чую, ты далеко пойдешь, когда его окончишь. Так какой у тебя талант?

Паренек взял в руки нож и прямо-таки с любовью взглянул на клинок.

— Да вот эту штуку бросать умею, — не без гордости сказал он. — Промеж лопаток попадаю с двадцати шагов! В детстве я так индейского парнишку убил, который у моего папаши кур таскал. Сперва нож ему в спину воткнул, а потом глотку его красную перерезал и скальп снял!

— Похвально. А сколько тебе было лет, когда это случилось?

— Одиннадцать вроде. Потом индейцы пришли и отца утащили, дом подожгли, а меня к дереву привязали. Вот так я и сделался сиротой.

Мэтью кивнул. Стало быть, перед ним будущий убийца, способный разить издалека, из укрытия. А ведь и у Осли был талант — находить такие дарования, видеть их в самом зародыше. Можно назвать это семенем зла, которое бывает или врожденным, или появляется в человеке после определенных страшных событий. Капелл же взращивает это семя, превращая сырье в ценный ресурс.

— А что предоставляет Капелл в награду за твою верность этому… университету?

— Еду вкусную, — ответил мальчик. — Крышу да койку. Все меня боятся. И поблудить есть с кем.

Ага, подумал Мэтью, стало быть, Чарити Леклер — тоже ценный ресурс.

— Ну все, хорош, — проворчал Бромфилд. — Заткни пасть и больше не открывай.

Голос его был достаточно строг, чтобы Мэтью расхотелось вести беседы — лучше зубы поберечь. Он устроился поудобней и стал наблюдать, как Джереми любуется своим ножом; то был символ его могущества в мире, который ребят вроде него смалывал в порошок тяжеленными сапогами.

Наконец — вернее, слишком уж скоро — Мэтью почувствовал, как лошади замедлили бег. Погоняла позвонил в колокольчик, и через некоторое время ворота отворились. Затем карета покатилась вперед, снова набрала скорость, а через сто ярдов раздался крик кучера: «Тпр-ру! Тпр-ру!»

Карета со скрипом встала, отворилась дверца, и Мэтью увидел в пятне яркого солнечного света Лоуренса Эванса — опрятного, лощеного и одетого с иголочки. Разумеется, он был не один: вокруг толпилось множество юных ребят от двенадцати до восемнадцати и несколько парней постарше, общим числом девятнадцать (если верить Эвансу), однако Мэтью показалось, что их тут целая армия — хватило бы дать отпор английскому войску.

Первым из кареты вышел Бромфилд, следом — Джереми с ножом. Мальчики тотчас принялись улюлюкать, вопить и хихикать, пока Эванс не отчеканил:

— Хватит. Даже врагу следует демонстрировать уважение. Расступись!

Щелкнул кнут, и карета покатила в сторону виноградника, а Мэтью повели в дом. Вскоре он обратил внимание, что «студенты» университета одеты примерно одинаково: белые рубашки, черные или коричневые бриджи, кремовые чулки. На груди у них были бумажные значки, разукрашенные цветными карандашами в красный и синий цвет, различных форм: треугольник, квадрат, круг. У юношей постарше значки представляли собой синий квадрат, в который были вписаны красный треугольник и синий круг. Медали, что ли? Способ различать студентов разных «курсов», как в настоящем университете, — первого, второго и так далее? Мэтью вошел, дверь за ним тут же захлопнулась, и какой-то мальчишка прокричал: «Ну, сейчас тебе зададут!»

Что зададут — страшно было даже подумать.

Бромфилд схватил Мэтью за загривок и весьма грубо повел мимо лестницы по украшенному гобеленами коридору. В огромной столовой с веерами шпаг на стенах только что состоялся обеденный пир: тарелки с горами куриных костей стояли среди серебряных подносов, мисок с солью, перцем и прочими принадлежностями, каковые, по мнению Капелла, должны присутствовать на столе любого уважающего себя джентльмена. Мэтью не без удовлетворения подумал, что своим прибытием он оторвал Капелла от трапезы.

Дверь слева отворилась: за нею начиналась уходящая наверх винтовая лестница. Сквозь высокое узкое окно сочился свет.

— Наверх, пожалуйста, — сказал Эванс, первым начиная подъем.

Мэтью так пихнули в спину, что он едва не расквасил нос об первую же ступень.

Лестница привела их в кабинет с круглыми окнами в сад, похожими на корабельные амбразуры, обставленный мебелью из темного дуба и черной кожи, — самый обычный кабинет зажиточного человека: широкий письменный стол, стулья, шкаф для документов и книжные шкафы, заставленные таким количеством томов в кожаных переплетах, что при иных обстоятельствах Мэтью захотелось бы в них порыться.