Ближе всех к телу Агнессы — медик Лемар. Он раскрывает глаза у покойной, разглядывает зрачки, потом смотрит в рот, лезет в него пальцем, растирает в ладонях пену и нюхает её.
Долго длится осмотр. Тишина, витающая вокруг мёртвого тела, давит, действует на нервы, будит воображение. Ни звука в покоях. Все взоры — на скамью. Видны только нижняя часть тела усопшей и сгорбленная спина медика. Тем, кто, сдвинув в сторону драпировку, молча стоят у входа, видно и того меньше.
Лекарь по-прежнему не поднимается с колен. Хмурый взгляд устремлён на лицо, в частности, на язык и губы. Наконец он выпрямился, встал. Тибо не сводит с него взгляда.
Бланка сразу же предположила яд. Где? Конечно же, в кувшине. Тибо рассвирепел, послал за палачом. Когда приведут виночерпия — немедленно пытать. Потом упал на колени, взял в ладони холодные уже руки супруги и замер, словно гипсовое изваяние. Застыли и глаза, остановившиеся на мёртвом лице жены.
Лекарь, ни слова не говоря, перешёл к столу, деловито, словно всю жизнь только этим и занимался, плеснул из кубка себе на ладонь, растёр, стал вглядываться, потом понюхал. И дальше… попробовал на язык. Двор, пристально следивший за ним, дружно ахнул, многие в ужасе отшатнулись от стола. Сумасшедший он, что ли? Ведь уже прошёл слух, что вино отравлено!.. Стоят, широко раскрыв глаза, смотрят на него. А он, мелко кивнув несколько раз в ответ на собственные мысли, поднял голову, посмотрел на королеву, потом на Тибо. Оба ждали, заглядывая ему в рот, ловя каждое его движение, едва ли не каждый вздох.
И он сказал им — Бланке первой:
— Предположение вашего величества полностью подтвердилось. — Он перевёл взгляд на стол. — В этом кувшине яд.
Другая половина двора, услышав это, дружно отхлынула от стола.
— Значит, верно, что вино отравлено? — энергично шагнул к нему Тибо.
— Так же верно, как и то, что вашу жену ничто уже не воскресит, — бесстрастно ответил медик.
— Но ведь ты пробовал вино на язык! — возразил Тибо. — Тебе разве яд не грозит?
— Вспомним о виночерпии, — подошла к ним королева-мать. — Он не только пробовал на язык — сделал несколько глотков!
— И что же? — полюбопытствовал медик.
— И ушёл отсюда как ни в чём не бывало.
— А сейчас? Где он может быть сейчас, ваше величество, как вы думаете?
— Откуда мне это знать?
— А между тем ответ очень прост. Если он знал, что вино отравлено, и тем не менее выпил его, стало быть, он долгое время принимал противоядие. Сейчас он, надо полагать, уже далеко отсюда.
— Выходит, убийца — он, и он кем-то был подослан! — воскликнул Тибо. — Если его приведут, я сдеру с него шкуру живьём!
— С другой стороны, я не могу не отрицать его невиновности в этом деле, — спокойно заявил Лемар.
— Как тебя понять? — спросил Тибо. — Не зная, что вино отравлено, он выпил, поблагодарил и удрал?
— Именно — не зная! — подтвердил эту версию медик. — Либо отравлена была вся бочка, либо яд попал в кувшин по дороге. Но никто не станет сыпать яд в бочку, ибо такого порошка потребуется слишком много, да и ключи от погреба, насколько мне представляется, находятся лишь у виночерпия. Остаётся второй вариант.
— Стало быть, этот человек подсыпал яд в кувшин, когда шёл сюда? — спросила королева.
— Либо это сделал кто-то другой.
— Выходит, он с кем-то встречался по дороге?
— Ответить на этот вопрос может лишь сам виночерпий, ваше величество.
— Но ты говоришь — подсыпали, — допытывался Тибо. — Как ты можешь это знать? Быть может, яд был жидким и хранился во флаконе?
— Нет, — убеждённо ответил медик. — Этот яд мне известен. Его знали ещё римляне. Им с успехом пользовалась Локуста, знаменитая отравительница. От её руки пал Клавдий. А затем, по приказу всё того же Нерона, Локуста отравила сына Клавдия, Британика. Этот яд существует только в виде порошка. Кроме того, я вспомнил ещё кое-что: противоядия к нему нет.
— Но в таком случае как могли незаметно подсыпать этот порошок в кувшин? Для этого надо было открыть крышку. Разве виночерпий позволил бы это?
— Надо полагать, кувшин в какой-то момент оказался в чужих руках.
— Получается, виночерпий всё видел? — спросила королева.
— Он мог отвернуться.
— Но для того чтобы высыпать порошок, нужно определённое время. Мог ли виночерпий дать отравителю такое время, если, как ты утверждаешь, он только отвернулся?
— Для этого достаточно всего лишь одного мгновения, ваше величество. Миг — и порошок в кувшине.
— Чёрт побери! — вырвалось у Тибо. — Но каким же это образом?
— Я почти уверен — порошок был в перстне. Молниеносное движение — крышка отскакивает в сторону, а яд сыплется в кувшин.
— Послушать тебя, Гален[60]
, так этот виночерпий вовсе и не виновен. Но ведь он пил это вино и остался жив!— А кто вам сказал, монсеньор, что он жив? — спокойно возразил на это Лемар. — Но коли это так, то, по моему разумению, жить ему осталось совсем немного. О, отравитель знал, что делает, — одним ударом он устранял и жертву, и исполнителя.
— Как же это? — не понимал Тибо.
— Легче простого, монсеньор. Тот, кто несёт вино в королевские покои, не выйдет оттуда, пока не отведает из того сосуда, который принёс.