Читаем Королева Бланка полностью

Ближе всех к телу Агнессы — медик Лемар. Он раскрывает глаза у покойной, разглядывает зрачки, потом смотрит в рот, лезет в него пальцем, растирает в ладонях пену и нюхает её.

Долго длится осмотр. Тишина, витающая вокруг мёртвого тела, давит, действует на нервы, будит воображение. Ни звука в покоях. Все взоры — на скамью. Видны только нижняя часть тела усопшей и сгорбленная спина медика. Тем, кто, сдвинув в сторону драпировку, молча стоят у входа, видно и того меньше.

Лекарь по-прежнему не поднимается с колен. Хмурый взгляд устремлён на лицо, в частности, на язык и губы. Наконец он выпрямился, встал. Тибо не сводит с него взгляда.

Бланка сразу же предположила яд. Где? Конечно же, в кувшине. Тибо рассвирепел, послал за палачом. Когда приведут виночерпия — немедленно пытать. Потом упал на колени, взял в ладони холодные уже руки супруги и замер, словно гипсовое изваяние. Застыли и глаза, остановившиеся на мёртвом лице жены.

Лекарь, ни слова не говоря, перешёл к столу, деловито, словно всю жизнь только этим и занимался, плеснул из кубка себе на ладонь, растёр, стал вглядываться, потом понюхал. И дальше… попробовал на язык. Двор, пристально следивший за ним, дружно ахнул, многие в ужасе отшатнулись от стола. Сумасшедший он, что ли? Ведь уже прошёл слух, что вино отравлено!.. Стоят, широко раскрыв глаза, смотрят на него. А он, мелко кивнув несколько раз в ответ на собственные мысли, поднял голову, посмотрел на королеву, потом на Тибо. Оба ждали, заглядывая ему в рот, ловя каждое его движение, едва ли не каждый вздох.

И он сказал им — Бланке первой:

— Предположение вашего величества полностью подтвердилось. — Он перевёл взгляд на стол. — В этом кувшине яд.

Другая половина двора, услышав это, дружно отхлынула от стола.

— Значит, верно, что вино отравлено? — энергично шагнул к нему Тибо.

— Так же верно, как и то, что вашу жену ничто уже не воскресит, — бесстрастно ответил медик.

— Но ведь ты пробовал вино на язык! — возразил Тибо. — Тебе разве яд не грозит?

— Вспомним о виночерпии, — подошла к ним королева-мать. — Он не только пробовал на язык — сделал несколько глотков!

— И что же? — полюбопытствовал медик.

— И ушёл отсюда как ни в чём не бывало.

— А сейчас? Где он может быть сейчас, ваше величество, как вы думаете?

— Откуда мне это знать?

— А между тем ответ очень прост. Если он знал, что вино отравлено, и тем не менее выпил его, стало быть, он долгое время принимал противоядие. Сейчас он, надо полагать, уже далеко отсюда.

— Выходит, убийца — он, и он кем-то был подослан! — воскликнул Тибо. — Если его приведут, я сдеру с него шкуру живьём!

— С другой стороны, я не могу не отрицать его невиновности в этом деле, — спокойно заявил Лемар.

— Как тебя понять? — спросил Тибо. — Не зная, что вино отравлено, он выпил, поблагодарил и удрал?

— Именно — не зная! — подтвердил эту версию медик. — Либо отравлена была вся бочка, либо яд попал в кувшин по дороге. Но никто не станет сыпать яд в бочку, ибо такого порошка потребуется слишком много, да и ключи от погреба, насколько мне представляется, находятся лишь у виночерпия. Остаётся второй вариант.

— Стало быть, этот человек подсыпал яд в кувшин, когда шёл сюда? — спросила королева.

— Либо это сделал кто-то другой.

— Выходит, он с кем-то встречался по дороге?

— Ответить на этот вопрос может лишь сам виночерпий, ваше величество.

— Но ты говоришь — подсыпали, — допытывался Тибо. — Как ты можешь это знать? Быть может, яд был жидким и хранился во флаконе?

— Нет, — убеждённо ответил медик. — Этот яд мне известен. Его знали ещё римляне. Им с успехом пользовалась Локуста, знаменитая отравительница. От её руки пал Клавдий. А затем, по приказу всё того же Нерона, Локуста отравила сына Клавдия, Британика. Этот яд существует только в виде порошка. Кроме того, я вспомнил ещё кое-что: противоядия к нему нет.

— Но в таком случае как могли незаметно подсыпать этот порошок в кувшин? Для этого надо было открыть крышку. Разве виночерпий позволил бы это?

— Надо полагать, кувшин в какой-то момент оказался в чужих руках.

— Получается, виночерпий всё видел? — спросила королева.

— Он мог отвернуться.

— Но для того чтобы высыпать порошок, нужно определённое время. Мог ли виночерпий дать отравителю такое время, если, как ты утверждаешь, он только отвернулся?

— Для этого достаточно всего лишь одного мгновения, ваше величество. Миг — и порошок в кувшине.

— Чёрт побери! — вырвалось у Тибо. — Но каким же это образом?

— Я почти уверен — порошок был в перстне. Молниеносное движение — крышка отскакивает в сторону, а яд сыплется в кувшин.

— Послушать тебя, Гален[60], так этот виночерпий вовсе и не виновен. Но ведь он пил это вино и остался жив!

— А кто вам сказал, монсеньор, что он жив? — спокойно возразил на это Лемар. — Но коли это так, то, по моему разумению, жить ему осталось совсем немного. О, отравитель знал, что делает, — одним ударом он устранял и жертву, и исполнителя.

— Как же это? — не понимал Тибо.

— Легче простого, монсеньор. Тот, кто несёт вино в королевские покои, не выйдет оттуда, пока не отведает из того сосуда, который принёс.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза