Читаем Королева Бланка полностью

— Нет, монсеньор, я помню это точно.

— Почему?

— Поверх перчаток обычно не надевают колец.

— Стало быть, на руке дамы было кольцо?!

— Перстень. Я видел его. С плоской гранью, на среднем пальце.

Тибо бросил выразительный взгляд на медика. Тот кивнул. Тибо выпрямился. Картина преступления приобрела законченный вид. В замке отравительница! Локуста! Агнесса выпила яд, который в первом столетии нашей эры погубил Британика. И эта Локуста, быть может, даже среди придворных — стоит и, глядя на дело рук своих, старательно поджимает губы! Не теряя времени, надо всех дам предъявить взору виночерпия. Если она здесь, он тотчас узнает её — по росту, голосу и, быть может даже, по запаху духов!

Тибо собрался сей же миг, пока не поздно, приступить к процедуре опознания… но не успел. Взглянув на лежащее на полу тело, возле которого безмолвно стоял палач, он отпрянул, округлив глаза. Лицо Жавеля на глазах стало покрываться смертельной бледностью, на лбу выступила испарина, в уголках рта показалась пена, сначала белая, затем розовая. За ней потекла кровь. Тело начало биться в конвульсиях, потом выгнулось дугой… Всё, как с Агнессой. Жавель попытался ещё что-то сказать, быть может, хотел вручить отлетающую душу Богу, но не смог этого сделать. Так и умер с раскрытым ртом, устремив взгляд в потолок, на панно с отцом и сыном.

Подошёл священник, перекрестил его, забормотал что-то. Палач, перехватив дубинку, осенил себя крестом и отошёл в сторону. Присутствующие молчали, тупо глядя на безжизненное тело. Подошёл лекарь.

— Ты оказался прав, — сказал ему Тибо. — Он невиновен.

— Ищите истинного убийцу, монсеньор, — ответил Лемар. — Этот, — кивнул он на мёртвого Жавеля, — всего лишь слепой исполнитель.

— Убрать! — приказал Тибо.

Слуги потащили труп.

Глядя на него, Тибо подумал, что можно, очевидно, и самому найти ту, о которой говорил виночерпий. Он посмотрел на дам и опешил: все они казались ему чуть ли не исполинами, и у всех, как у мавров, были отчего-то большие рты и толстые губы. Он отвернулся. Теперь поздно. Единственная стоящая улика — голос отравительницы — не смогла помочь, попросту не успела. Покойник унёс её с собой в могилу. На глоток бы меньше выпить глупому виночерпию… Но сделанного не вернуть и не изменить.

Он подошёл к телу супруги, вновь опустился на колени. Стал бормотать что-то, говорить тёплые, уже никому не нужные слова.

Бильжо стоял рядом, немой, недвижимый, как идол на капище. Глядя на мёртвое, навеки застывшее лицо Агнессы, он вспомнил её недавнюю беседу с королевой. И разомкнув губы, молвил тихо, так, что никто его не услышал:

— Как ни набожна ты была, как ни послушна Церкви, а не пожелал тебя защитить Отец Небесный. Так стоит ли молиться Ему, уповать на Его помощь? И не есть ли Он, как следует то из Библии, палач и убийца?

Придворные медленно, опустив головы, стали покидать покои. Осталось несколько человек, среди них Лузиньян.

Юный король подошёл к матери, взял её за руку.

— Матушка, мне припомнилась одна встреча. Граф Тибо, видимо, забыл о ней. Мы шли с ним в Оружейную. Нам повстречалась Изабелла Ангулемская. Я спросил её, не видела ли она виночерпия, я собираюсь послать его за вином для королевы.

— И что же?

— Уж не она ли?.. И рот большой у этой Аэдоны[61].

Бланка нахмурилась:

— Изабелла?!

И задумалась. Да, выше среднего роста, но что ещё? Ничего. Улик нет. Губы? Да мало ли таких? Если только голос… Но единственный, кто мог бы в этом помочь, уже ничего не скажет. Яд сделал своё дело во второй раз.

К ним подошёл Лузиньян. Он слышал слова короля.

— Только не моя жена, сир, — сказал он, обращаясь к Людовику. — Она, конечно, сварливая баба, но чтобы отравить королеву… Клянусь, она на это не способна.

— Может быть, — всё ещё пребывая в задумчивости, проговорила Бланка.

Вошли слуги с носилками и саваном. Бланка не мигая смотрела, как он тихо ложится на остывшее уже тело. Рядом в скорбном молчании стоял Тибо, неподвижный, словно монах, отрешённый от всего земного и душою вслед за супругой воспаривший к небесам.

Подошёл Людовик. Голосом, проникнутым состраданием, промолвил:

— Брат мой, твоя супруга спасла жизнь моей матери.

— Увы, слишком дорогой ценой, — произнёс Тибо.

Глава 12. Свидание


Резко похолодало. С Атлантики ринулся на материк насквозь пронизывающий ветер. Выпал первый снежок, но быстро стаял. На смену ему пару дней спустя северный ветер принёс лёгкий морозец и обильный снегопад. И издевался, глядя вслед стыдливо покидающему поле боя западному собрату: смотри мол, коллега, как это делается.

Двор задержался в Санлисе. Пришли известия, что в парижском королевском дворце затеяли ремонт в кабинете короля, в молельне королевы-матери и в иных местах: кое-где облупилась штукатурка на стенах, пошли трещинами плиты пола и требуется заменить оконные рамы. А тут ещё в зале Малого совета обвалился потолок в углу…

Но двор не скучал в Санлисе. Он никогда не скучал — развлечений хватало. Та же охота — не соколиная, так псовая, не на цапель, так на оленя или кабана. Кроме этого — игры, танцы, труверы, жонглёры, мистерии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза