Королева слегка повернула голову вправо. Тотчас от кресла отделилась фигура и двинулась прямо на этот канделябр. Адалария побледнела: на неё холодно, не мигая, смотрели два карих глаза, казалось, готовые в следующее мгновение обратить её в кучку пепла. Она хотела что-то произнести, но от ужаса слова застряли в горле: Бильжо надвинулся на неё всем телом, загородив собою королеву, и жёстко бросил ей в лицо:
— Что вам непонятно? Или вы ждёте, чтобы я вышвырнул вас отсюда вон?
— Как… — пробормотала, растерявшись, Адалария. — Меня?.. Вон?
— Убирайтесь! — рявкнул Бильжо.
Но придворная дама не трогалась с места, хлопая глазами и от возмущения не находя слов. Краска стыда стала заливать ей лицо. Она знала суровый нрав верного стража, но считала недопустимым такое грубое обращение с ней.
— Мадам, я больше не буду повторять! — снова произнёс Бильжо. — Не вынуждайте меня применять силу.
Адалария бросила пытливый взгляд на королеву: не выручит ли та её из крайне неприятного положения. Но Бланка не сказала ни слова, лишь молча глядела на неё, и в этом взгляде мадам де Тортевиль уловила насмешку, граничащую с презрением. Не издав ни звука, понимая, что акция не удалась, и ловя на себе отнюдь не дружелюбные взгляды присутствующих, Адалария нехотя отошла в сторону. Ставя подсвечник на место, она приняла твёрдое решение отомстить.
Бланка раскрыла письмо и стала читать. Вот что писала ей Катрин:
«Спешу уведомить Вас, мадам, в том, что над Вашей головой вновь собираются тучи. Мой родственник, подстрекаемый вашим кузеном, не намерен сидеть сложа руки и готовит новый поход. Сейчас он рядом с сеньорией моего мужа, где мы с ним находимся, в известном Вам графстве; со всех сторон к нему стекаются преданные люди. По моим сведениям, выступление назначено на первые числа августа сего года. Не вздумайте приезжать, если захотите уладить дело миром — не миновать беды: противник настроен весьма недружелюбно. Будьте готовы к отражению нападения и помните о Ваших друзьях так же, как помнят они о Вас.
Всегда преданная Вам К.В.».
Бланка сразу же всё поняла: родственник — зять Катрин, Пьер Моклерк, кузен — король Генрих III, сеньория мужа — Монфор, других у Андре де Витри не было; наконец, известное графство — Дрё.
Сложив письмо, она сидела некоторое время, не шевелясь и отрешённо глядя перед собой. Фрейлины смотрели на неё, ожидая приказаний, но уже понимая, что им надлежит уйти.
— Оставьте меня, — коротко бросила Бланка.
Фрейлины поспешно упорхнули, сразу же за дверью принявшись строить догадки.
Бильжо, невозмутимый, как сфинкс, молча глядел им вслед. Бланка протянула ему письмо.
— Читай.
Сама встала и медленно, словно на плечи ей неожиданно взвалили многопудовый груз, тяжёлой поступью направилась к окну. Раскрыв его, она устремила взгляд на излучину Сены, лениво катившей в наступающем сумраке свои тёмные воды, и, глубоко вздохнув, промолвила:
— Боже мой, чего им ещё не хватает? Что они ещё от меня хотят? Кончится ли это когда-нибудь?..
— Им нужна твоя голова, — послышалось у неё за спиной.
Она молчала. Бильжо говорил правду. Она мешала им всем, её необходимо убрать, чтобы править самим. Но это полбеды; другая половина — её кузен король Генрих Английский. Он вырос, стал уже совсем взрослым, а её сын Людовик ещё очень юн, многого не понимает. Её задача — научить его всему, что знает сама. Но как трудно ему уже теперь, когда опасность то и дело угрожает его матери, его королевству, а он ничего не может с этим поделать потому, что, став королём, он, в сущности, оставался ребёнком.
Думая так и не отрывая взгляда от Сены, Бланка произнесла голосом, идущим из самых недр души:
— Людовик, мальчик мой, твоё царствование начинается с неисчислимых бед. За что Господь послал тебе такие испытания? Чем прогневила я Отца Небесного, что не явит наказание своё врагам престола королей франкских и не окажет милости миропомазаннику Своему?
— Не надо было выпускать из клетки одного из де Куси, — снова услышала она позади себя. И возразила:
— Он покаялся в своих прегрешениях перед короной, ты же слышал.
Ответ ещё больше омрачил её душу:
— Таких псов следует держать на цепи; спустив с цепи, рискуешь вновь быть укушенной.
— Что же делать? — после короткого молчания, повернувшись, спросила Бланка. — Как быть, Бильжо, посоветуй хоть ты мне.
— Рубить головы, — был бесстрастный ответ.
— Нельзя, — вздохнула она. — Они все королевской крови. Опора трона, войско короля во время войн. Найди другое решение.
— Я не стратег и не политик, моя королева. Моё дело — охранять твою жизнь. Едва ли здесь помогут даже твои маршалы и епископы. Но есть один, чей ум ценится выше других…
— Гёрен! Ты говоришь о нём! — воскликнула Бланка и, вновь повернувшись к окну, молитвенно сложила руки на груди: — Гёрен, славный мой, помоги мне, дай совет! Мне плохо без тебя. Приди же, верный друг мой, я хочу видеть, слышать тебя! Никто не скажет умнее, чем ты. — И снова она обернулась. — Бильжо, пошли кого-нибудь за Гёреном! Я должна его видеть, мне нужен его совет… Нет! Мы отправимся к нему сами, вдвоём с тобой!