Королева четырёх частей света

Непростительная бесхозяйственность!

Сколько осталось кувшинов воды? Сколько бочек сухарей? Сколько вяленого мяса? Все эти вопросы она прямо задавала баталёру. И ответы были нужны конкретные! А сколько осталось в личных запасах губернатора? Сколько ей самой осталось кувшинов воды и бочек сухарей — тех, что ей самой принадлежали? Она гнала Инес в трюмы. Сколько точно? Сколько мешков муки? Сколько свиней? Сколько кур?

Уткнувшись в инвентарные и расходные книги, Исабель рассчитывала, что было у неё.

И у других.

В итоге пришла к такому выводу:

Её родным: Альваро, Лоренсо, Луису и Диего, — а также свитским дамам и служанкам смерть грозит, если острова не найдутся через три месяца. На шестьдесят человек из её клана оставалось четыреста кувшинов.

Через две недели погибнут мужчины, женщины и дети — те, кто, не позаботившись о возможных проблемах, разбазарил воду и пищу. На сегодня, пятницу 1 сентября 1595 года, у экипажа «капитаны» оставалось только по четверти литра воды на день на человека. К 16 сентября всё закончится.

Пятнадцать дней.

И пускай люди Исабель Баррето, которые лучше питаются и больше пьют, смогут ещё прожить лишних девяносто, остаётся вопрос: как они без матросов смогут управлять таким огромным кораблём-призраком?

* * *

На «альмиранте» всё было ещё страшней. Об этом Исабель и понятия не имела. Не знал и Кирос — никто не знал. Даже не подозревали, что творится на «Санта-Исабель II».

А там уже и экономить было нечего.

По несчастью или по небрежению при отплытии с Маркиз разбилась сотня кувшинов. На них не обратили внимания или не придали важности. Ещё около сотни кувшинов были целы, без трещин, вытечь из них вода не могла. Но когда их открыли — о ужас! Вода словно испарилась. Должно быть, на Санта-Кристине их плохо закрыли.

Оставалось двенадцать кувшинов на сто восемьдесят путников. Да ещё две бочки для четырнадцати лошадей. Но вонючая вода в этих гнилых, замшелых бочках была непригодна: те, кто пил из них, заболевали. А теперь, отталкивая друг друга, отбирали у животных и эти жалкие остатки.

Адмирал де Вега велел держать эту катастрофу в тайне. Марианна послушалась. Она знала, что ряд таких неудач подорвёт авторитет её любимого человека.

Когда по утрам адмирал и штурман получали приказы с «капитаны», а Марианна наносила визит сестре, она не делилась с ней, что творится на «Санта-Исабель». Не говорила, что девять лошадей из четырнадцати уже пали от голода и жажды. Девять конских трупов с невероятными усилиями пришлось вытащить на палубу. Там они и лежали, воняя на весь корабль.

Не говорила Марианна и того, что на «альмиранте» не хватало провизии. Поэтому лошадей разделали и съели. Молчала о том, что варить или жарить эту падаль пришлось на остатках дров и что дров, стало быть, тоже не было.

За эти дни сожгли последние ящики, последние сундуки, даже щепки, даже шлюпки. Ни единой тоненькой лучинки не осталось уже на «Санта-Исабель». Только мачты да сам корабль.

— Последних пять лошадей я выкину в море...

Лопе де Вега лежал на койке, закинув руки за голову, и размышлял вслух. Обнажённая Марианна сидела рядом с ним на постели.

Каюта у них была очень большая и находилась в таком же месте, как и каюта Исабель: на юте галеона, — но с апартаментами на «капитане» сравниться не могла. Здесь не было никакой роскоши. Ни книг, ни музыкальных инструментов, ни ковров, ни подушек, ни серебряных подсвечников. И уж точно не было помоста для дам. Несколько сундуков, единственное кресло. Доска на козлах вместо письменного стола. Юбки, рубашки, карты, бумаги валяются на полу. Давным-давно выпитые бутылки из-под вина оставлены на столе. Несёт дохлятиной из трюма. Неудобное помещение, беспорядок, грязь не смущали Марианну. Ей было шестнадцать лет, и к комфорту она была равнодушна. Такая же безалаберная по натуре, как Лопе де Вега, она не особо заботилась о приличиях. Зато много заботилась о счастье мужа.

Лопе был мужчина лет сорока, худощавый, прошедший все моря на свете. Говорили, что он стоек в несчастьях. Неистов в бою. Мрачен и презрителен с женщинами.

Во времена эйфории он хватал из запасов, не считая: роскошные пиры так и сменяли друг друга. В результате теперь на камбузе у него было пусто.

— Бросить, да и всё, — бормотал он. — А то тащить их у людей силы не будет.

— Бросить! Живыми!

— А ты, милая, знаешь другое решение?

— Но как же это — живыми! — повторила она.

— Ты видела, в каком они состоянии?

— Бедненькие!

— Вот именно — бедненькие. Они шесть дней уже ничего не пили! Ничего! Ни капли! Завтра всё с ними будет кончено. А в нашем состоянии избавиться от мёртвых лошадей будет куда труднее. Пока что они хотя бы могут на своих ногах дойти до борта.

— Погодите ещё... А вдруг дон Альваро сегодня увидит эти острова?

— Размечталась!

Что верно, то верно: мечтала Марианна много. Была кротка и послушна; неуёмной жажды жизни, как у Исабель, у неё не наблюдалось. Как и такого ума, такой любознательности, такого честолюбия. Не имела она и веры Петронильи, её всепоглощающей любви к Богу.