— Это невозможно. Имя навсегда запечатывается в свитке, как и твоя печать в Острие, — спокойно ответила Мара, — я обещала забыть про тебя и больше не беспокоить. Но как видишь, дальнейшие события развернулись не в твою пользу.
— Я пытался добыть его, — сказала Махмед, привыкшая говорить о себе в мужском роде, — но после того, как вы схватили Изусу, сражатели стали осторожнее.
Мара посмотрела на женщину с сожалением, словно ей самой было неловко за эту ситуацию.
— Я верю тебе… Да и это не важно, Эния. То, что ты не смог добыть острие и продолжил жить своей жизнью, не является преступлением. А вот это…, — она протянула ему бумажку, что недавно вытащила из папки, — преступление наивысшей категории.
Махмед взглянула на бумагу и увидела ранее озвученный текст:
«Душа под номером 00075409 категории «D» объекта 3. Обвиняется по статье 331 раздела 3: Намеренное искажение очередности душепоявления, повлекшее за собой нарушения в работе великого порядка душепоявления.
Пока Махмед вчитывалась в строки, Мара, взяв свиток, стала медленно обходить комнату. Остановившись у большого зеркала, она принялась внимательно изучать свое лицо.
— После небольшого инцидента в мире Циаб, у нас образовался дефицит кадров, — сказала она, высматривая небольшую морщинку на лице, — пришлось обратиться к свитку и прошерстить всех наших сотрудников, даже таких древних, что воевали с мамонтами.
«Великая мамонтовая война», — вспомнила Махмед рассказы одного из сражателей.
— И вот что я вижу, — Мара подошла к Махмед и встала за ее спиной, — твоя душа не появлялась в Озере душ уже несколько столетий. Тогда я обратилась к архивам и обнаружила, что твое имя отсутствует в «Книге учета душ». Только благодаря свитку мне удалось найти тебя и узнать, что помимо всего вышесказанного ты еще и влияешь на другие жизни и вносишь смуту в мироустройство. Я не знаю, как тебе это удалось, но я знаю точно, что за эти деяния тебе грозит пребывание в самых отдаленных камерах Нижнего уровня, где ты будешь вечность пребывать в полном одиночестве, пока твой рассудок не сойдет с ума.
Она помолчала, давая Махмед осознать сказанное. Вечность одиночного заключения пугала, но Мара ведь не просто так все это говорит.
— И что ты предлагаешь? — спросила Махмед.
— Это, — Мара потрясла свитком перед женщиной, — ты все еще мой сотрудник. И мне, как никогда, нужно острие. Отдел нуждается в работниках, но вместо того, чтобы вновь обучать их, я могу просто пробудить их воспоминания. Все-таки, ты был сражателем! Достань мне его, и я попробую смягчить гнев Совета.
— Ты снимешь с меня все обвинения?
Мара усмехнулась и покачала головой:
— Нет, Эния, нет. Ты вляпался слишком глубоко. И затянул в это болото и те души, что связаны с тобой.
— Ты говоришь про Эви? — Махмед напряглась.
— Эви в той жизни, Розанна в другой… Да, Эния, да. Но если ты будешь сотрудничать со мной, то вместо вечного заключения, Совет отправит тебя в Отдел 5189, где ты будешь отрабатывать наказание, гм-гм, всего то несколько сотен лет. Будешь красить траву в отделах, рисовать облачка, приклеивать цветы, — Мара рассказывала это с таким энтузиазмом, словно речь шла о парке аттракционов, — и сам не заметишь, как время пролетит.
— А что будет с Эви?
Она задумалась:
— Думаю, Совет проверит ее душу на наличие правонарушений и если их нет, то отправит в Озеро душ и забудет об этом инциденте. В конце концов, она лишь жертва твоих интересов… Конечно, при условии, что ты сделаешь правильный выбор…
1806 г. Париж, Франция.
Перед его мысленным взором проплывали нечеткие картины его прошлых существований: вот он и его друг — обычные матросы в числе личного состава великого мореплавателя Магеллана*. Что может быть прекрасней — новые неведомые дали и плечо преданного товарища рядом. Тогда никто еще не знал, что это путешествие ознаменует собой эпоху великих географических открытий*.
А вот она — молодая девушка, влюбленная в храброго воина, павшего в столетней войне. Вскоре она заболеет и отправится вслед за ним. Он найдет ее уже овдовевшей, больной, в полном отчаянии — на ее руках ребенок, совсем еще кроха. Им отведено всего пару месяцев, за которые он успеет подарить ей надежду.
«Вас послал мне сам Бог», — скажет она ему на смертном одре, целуя его грубые руки, — «позаботьтесь о моем сыне».