Королева должна умереть

Пока повозки нагружают водой и хлебом, захожу в храм. Простой камень, настенная роспись, узкие окна и мерцание свечей создают ощущение древней пещеры, где маги проводят свои обряды. И чем же маги отличаются от служителей Бога? И те, и другие служат необъяснимому. И те, и другие просят силы и помощи у высших сил. И те, и другие совершают тайные обряды. Улыбаюсь своим мыслям. Если бы первосвященник Дал Риады узнал, о чем я думаю, он бы повторно сжег меня на костре. Он знает о моей эльфийской магии, но предпочитает делать вид, что это легенды, которые народ создает о своей королеве. А Мирдина Эмриса и вовсе принимает за травника. Да, травы ему очень помогают в его темных обрядах. Почему-то вспомнилась Мор. Вот та, и правда, целительница. Отдает свою силу людям. Всю ночь не отходила от Ива, ехала с ним в повозке и держала за руку. Или он ее держал? Мои рыцари удивляют. Вспоминаю, как грубый, надменный Ивейн ласково гладил волосы травницы.

– Вы хотите причаститься, королева? – глухой голос раздается из глубины храма.

– Нет, скорее покаяться, – шепчу в ответ.

Я не причащалась с тех пор, как отец продал меня Ютэру. Вспоминаю, как после обряда стояла на коленях в прекрасной белой церкви. Я пришла туда в надежде на чудо. Моя эльфийская магия спала. Все, на что я могла рассчитывать – это на помощь Бога. Я молила Его о спасении. Я надеялась, что Ютэр выберет другую. Или узнает о моем уродстве. Чуда не произошло. Всевышний не услышал мой призыв. В тот же день за мной приехали рыцари Черного Короля. Мне не разрешили взять с собой вещи. Ничего из того, что я любила. Ни платья, расшитые моей матерью. Ни украшения, подаренные мне бабкой. Только кулон.

Настоятель подходит ближе. Я замечаю умные глаза, тонкую, словно пергамент, кожу. Он протягивает мне книгу.

– Возьмите Писание, так вам будет легче, – монах указывает мне на скамейки в отдалении, а я думаю о том, что легче уже не будет. И мне не о чем просить Бога. Прошлого нет – родных он забрал. Будущего не дал – родить я не смогу. Корона у меня уже есть. Жизнь? Пусть забирает и жизнь, и корону! Любовь? Пожалуй, это единственное, ради чего я пойду на сделку. Вздыхаю и сажусь на скамью. Луч света пробивается сквозь желтый витраж и надеждой скользит по лицу.

– Читайте, – монах открывает страницу.

Произношу буквы, выдавливая из себя слова:

– Услышь, Боже, молитву мою, и не скрывайся от моления моего; внемли мне и услышь меня; я стенаю в горести моей…

Мой голос дрожит:

– Сердце мое трепещет во мне, и смертные ужасы напали на меня; страх и трепет нашел на меня…

Одинокая слеза капает на желтую бумагу:

– Кто дал бы мне крылья, как у голубя? Я улетел бы и успокоился бы; далеко удалился бы я, и оставался бы в пустыне; поспешил бы укрыться от вихря, от бури…

Буквы расплываются, и я с трудом читаю:

– Я же воззову к Богу, и Господь спасет меня. Вечером и утром и в полдень буду умолять и вопиять, и Он услышит голос мой, избавит в мире душу мою…

Мой голос срывается, но монах безжалостен:

– Продолжайте.

И я выдыхаю последние строки:

– Возложи на Господа заботы твои, и Он поддержит тебя… на Тебя, Господи, уповаю[9].

Настоятель обители накрывает руками книгу. Не поднимая глаз, прошу:

– Отпустите грехи мои.

– Я не Бог, чтобы прощать тебя. Коль виновата, Он простит. Или отстрадаешь за грехи.

– Сколько же можно страдать… – срываюсь на крик и поднимаю глаза.

– Не нам решать. Сколько сможешь, столько и вытерпишь, – монах забирает книгу и поднимается со скамьи.

Я горько улыбаюсь. В чем мои преступления? Есть ли грех в том, что Ютэр забрал мою смерть? Есть ли моя вина в том, что возлюбленный связан чужой клятвой? Виновна ли я в том, что мое тело меня предает? Не оглядываясь, покидаю храм. И почему я решила, что Бог услышит, а священник поймет?! В дверях ловлю слова:

– Гордая ты не в меру. Потому и не видишь истины. Оттого и судьбе противишься. А Бог лучше знает, что тебе нужно.

Оборачиваюсь и хочу резко ответить монаху, но взгляд скользит выше. Вижу страдание в глазах распятого. Вот Его я могу попросить:

– Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей…

Во внутреннем дворе монастыря Артур и Кай о чем-то спорят. Перехватываю злой взгляд полководца. Спрашиваю, глядя на Кая:

– Что случилось?

– Монахи попросили ждать, пока сделают меч, – отвечает тот.

– И сколько ждать? – смотрю на воинов.

– До полудня, а, может, и к вечеру, – злится Артур. – У нас раненые, а я буду здесь ждать этот чертов меч!