Королева Дурляндии

— Вы даёте установку, — поправила меня Нонна Павловна с улыбкой инквизитора на тонких бескровных губах. Это был не единственный момент, когда она с торжествующим видом давала профессиональные определения простому поведенческому описанию, которое я предпочитаю использовать в диалоге. «Детдомовские дети не умеют привлечь внимание без подобных выходок», — говорила я и слышала: «Вы хотите сказать, у них преобладает негативное самопредъявление». Порой мне казалось, что сейчас она схватит меня за челюсть своими мёртвыми пальцами и вырвет грешный мой язык, посмевший употребить в присутствии профессионала человеческую речь. Дав ей возможность блеснуть знаниями, я согласилась с тем, что будет полезно провести ряд исследований.

— Я рада, что вы готовы сотрудничать, — произнёс губами Нонны Павловны полковник НКВД. И старая, чувствующая себя ненужной женщина, отчаянно бьющаяся за место под солнцем там, где с ней никто не собирался сражаться, торжественно удалилась.

Я шла домой и думала об отсутствии у себя милосердия. Бог знает, взяла бы я в команду такую подругу, будь это моё дело. Мой командир решила, что так правильно. Я принимаю это.

Но неудовлетворённость ситуацией глухо булькала и принимала формы упадка сил и невнятного недовольства, пока не вылилась в следующую мысль: мои цели и потребности здесь на сто двадцать пятом месте. Я просто обманулась, пропустив мимо ушей полуприказ Валентины: «Вы, наверное, думаете, что у вас из этого получится бизнес? У вас никакого бизнеса здесь не будет!». Не приняла я всерьёз и текст устава организации, не понять который мог только наивный идеалист: работайте, вкладывайтесь, но на компенсацию затрат не надейтесь. Ваше право — продвигать конный спорт в районе, зарабатывать даже не думайте, права такого у вас нет. Я чувствовала себя безвозмездно обслуживающей чужие амбиции. Амбиции авторитарных, жёстких женщин, не доигравших в медальки. Может быть, Валентина тоже это понимала и старалась выдавить меня с занятий. Сначала она заявила, что сама будет заниматься разминкой, ей моя помощь не нужна. Потом стала делать при детях замечания, не принципиальные для дела. Суть их была в одном: показать, кто тут устанавливает правила и решает, кому что делать. Если я бралась свернуть ковёр, а дети мне помогали, она тоном царицы заявляла, что они тут сами должны всё делать, а я не должна. Какого рожна ты мне указываешь, что я должна и что нет? С какой стати ты тут навязываешь всем свой стиль общения? Я всегда была вместе с детьми в любом деле, и они уважали меня за это, и брали с меня пример. Здесь же я увидела такие изменения в их поведении, которые меня не порадовали. Дети стали воспринимать вольтижировку как нечто престижное, а занятия выездкой обесценивать. Это отношение перенеслось и на тренеров: вот Валентина — настоящий тренер, с медалями, а эти две — так себе. Я злилась на Анну, которая очертя голову кинулась в спорт, благоговела перед чемпионским титулом и допустила такой перекос в сторону «достигаторства». Дети стали потешаться над слабыми и недостаточно подготовленными товарищами. И если Анна говорила: «Ну что вы как сосиски?», то многие дети уже утрировали посыл и начинали презрительно отзываться о тех, кто чего-то смущается, боится, не может выполнить. Культ силы начал поднимать голову. Я поняла, что и сама по психотипу не особо отличаюсь от коллег. Вспомнила свою реакцию на ненавистную немощь, с помощью которой люди манипулируют друг другом. Поняла, что бессознательно и сама подпитываю культ силы. Мне совсем не нравилось такое положение дел и хотелось противопоставить этому иной стиль общения и иную иерархию ценностей. Быть сильным — хорошо. Глумиться над слабым — плохо. Но что тогда произойдёт? Когда в товарищах согласья нет, детям это не на пользу. И нужно либо выносить свои недовольства на обсуждение коллег, либо подчиниться их линии ради мнимого внешнего единомыслия, либо уйти. Готова ли я любой ценой продвигать конный спот? Что я хочу и что получу? Какие бонусы и проблемы? Если дело буксует, то проблем пока больше, и меня просто бережёт Провидение.

Единомышленники… Часто именно они неспособны приходить к единству мнений. Ты должен думать, как я, обязан иметь те же цели, не должен заявлять о своих потребностях, а если ты отличаешься, мы тебя изолируем за железным занавесом. Единодушие возможно только тогда, когда каждый удовлетворён участием в общем деле, а цель при этом достигнута.

Осознание принесло облегчение. Перед Сочельником мне приснился сон, в котором у первой куклы, созданной мной, Паломницы, из-под искусственных седых волос отрасли живые, сильные, золотистые пряди. Очевидно, что вопрос разрешился в моей душе, и теперь нужно было влить проклюнувшиеся силы в адекватные формы поведения во внешнем мире.