Королева красоты Иерусалима

– Да ты что, на улице слишком холодно для нее.

– Ну неважно куда. Выйди с ней, я тоже нуждаюсь в одиночестве.

– Какое одиночество, где ты тут видишь одиночество? Мы снова вместе, как раньше, – ты, я и Бекки.

– Луна, хватит!

Но когда Луна выходит на улицу, она забывает взять Габриэлу, лежащую в кроватке рядом с Боазом.

– Совсем умом повредилась, – ворчит Рахелика. И впрямь в доме стало слишком тесно, думает Роза; она слышит перебранку дочерей, но, по своему обыкновению, не вмешивается. Пусть закончится уже эта проклятая война, и все разойдутся по домам. Она не для того растила дочерей, чтобы они сидели у нее на шее. Ладно Рахелика, от нее в доме только светлее, но Луна? И так с трудом дождалась, пока та ушла наконец-то в свой дом… Но что поделать, мужчины воюют, и пока война не закончится, придется им жить в тесноте.

Вечером Роза выходит во двор и садится на скамеечку. Дует прохладный ветер, и она плотней закутывается в накинутую на плечи шаль. Небо усеяно звездами, и все вокруг дышит покоем и безмятежностью, даже отзвуки выстрелов утихли; дети уложены в общую кроватку, муж тоже лег, дочери закрылись в своей комнате. Но почему тишина кажется такой угрожающей, словно вот-вот случится что-то ужасное?

Внезапно она замечает, что в дверном проеме стоит Луна. Тоненькая, точно подросток, как будто из ее живота не появился недавно младенец. Роза чувствует удушье, ей тяжело находиться в одном пространстве с Луной. Она поспешно уходит в дом и ложится в постель.

Слава богу, ушла, думает Луна, а то мне негде побыть наедине с собой хотя бы минутку. Габриэла в доме, мама во дворе, Бекки всю дорогу рыдает о своем красавце Эли Коэне. Можно подумать, она одна волнуется за своего парня. А Рахелика, что ли, не беспокоится? Но она свое беспокойство скрывает, не посвящает в него всех, целыми днями занимает себя Боазом и Габриэлой, суетится, взваливает на себя все новые и новые дела, чтобы не поддаваться разрушительной тревоге. Сестры тревожатся о своих мужчинах – а сама она? Правду говоря, она порой по нескольку дней о нем не вспоминает. Когда Давид ушел на войну, она наконец вздохнула свободно. Видно, она нуждалась в том, чтобы побыть на расстоянии. А если бы он еще и Габриэлу забрал, это было бы вообще прекрасно. Наверняка Бог отплатит ей за такие мысли, но она не в состоянии от них избавиться. С тех пор как родилась Габриэла, ее сердце пусто. Все прыгают вокруг девочки, точно она пуп земли, редкостная драгоценность, восторгаются ее рыжими кудряшками и зелеными глазами, все говорят, что она похожа на нее как две капли воды, но сама она не видит ни малейшего сходства. Габриэла улыбается всем, только не собственной маме. Невозможно обмануть младенца, невозможно притвориться так, как она притворяется перед Давидом весь последний год. Дети чувствуют лучше, чем взрослые, и этот ребенок чувствует, что ее сердце пусто.

Поначалу Луна думала, что это из-за тяжелых родов, надорвавших ее тело, из-за ужасных швов, снятие которых она откладывала со дня на день, но все же пришлось пойти к доктору Самуэлю в поликлинику, и он уложил ее на пыточное кресло, раздвинул ей ноги, и, когда он стал вытаскивать нитки из швов, ей показалось, что он вытягивает из нее душу. От одного вида ножниц, приближающихся к самой чувствительной части тела, она едва не потеряла сознание. Когда швы были сняты и тело понемногу стало оправляться от полученной травмы, Луна понадеялась, что теперь наконец полюбит малышку. Увы, этого не случилось, она оставалась равнодушной. Даже Боазико вызывал у нее более теплые чувства, чем дочка. Только когда Габриэла не рядом, она в состоянии дышать.

Если бы не война, она пошла бы посидеть в «Атару», но сегодня там никого и не встретишь. Все парни ушли на войну, а девушки сидят дома и волнуются за них. Ей больно оттого, что она такая плохая мать. Бедная малышка не виновата, что ее мать спятила и не только не испытывает счастья от материнства, не только не гордится, что дочка вызывает у всех восхищение, но вообще ничего не чувствует. Даже еще и сердится. Может, нужно надеть на нее смирительную рубашку и отправить в сумасшедший дом? Она просто сошла с ума. Это невыносимо, ну как такое может быть, что она ни капельки не любит свою малышку!

– Пусть идет работать, – говорит Габриэль Рахелике, когда та рассказывает, что Луна хочет вернуться в «Закс и сын», чтобы помочь семье с деньгами. – Она все равно ничего не делает по дому, все равно Габриэлой занимаетесь вы с Бекки, а она сидит сложа руки. – Как это она пойдет работать? – ужасается Роза, чей голос с тех пор, как Габриэль болеет, становится все слышнее. – Габриэле нет и полугода, что скажут соседи? – Какая разница, что скажут соседи? – повышает голос Габриэль. – Пусть идет работать!

– О господи, Габриэль, ну где такое слыхано, чтобы мать оставляла ребенка, которому нет и года, и шла работать?

– А что ты предлагаешь, Роза? Чтобы я встал с кресла и пошел воровать?

– Боже упаси! Что ты говоришь!