Королева Марго

Герцог слушал Генриха с такой радостью, что всякое напряжение исчезло с его лица.

– И вы думаете, – спросил он, – что такой образ действий осуществим и избавит нас от тех бедствий, которые вы предвидите в противном случае?

– Да, думаю, – ответил Генрих. – Гугеноты любят вас. Ваша внешняя скромность, ваше высокое и в то же время внушающее участие положение, наконец, ваше всегдашнее благоволение к приверженцам протестантской веры побудят их служить вам.

– Но в протестантской партии раскол, – сказал герцог. – Будут ли за меня ваши сторонники?

– Я берусь уговорить их благодаря двум обстоятельствам.

– Каким же?

– Во-первых, благодаря доверию их вождей ко мне; во-вторых, благодаря их страху за свою участь, так как ваша светлость, зная их имена…

– Но кто же мне скажет их имена?

– Я, святая пятница!

– И вы это сделаете?

– Послушайте, Франсуа, я уже сказал вам, что из всего здешнего двора я не люблю никого, кроме вас; происходит это, несомненно, оттого, что вас преследуют так же, как и меня; да и моя жена никого так не любит, как вас…

Франсуа покраснел от удовольствия.

– Поверьте, брат мой, – продолжал Генрих, – возьмите это дело в свои руки и царствуйте в Наварре. И если вы обеспечите мне место за вашим столом и хороший лес для охоты, я почту себя счастливым.

– Царствовать в Наварре! – сказал герцог. – Но если…

– Герцог Анжуйский будет провозглашен польским королем, да? Я за вас кончаю вашу мысль.

Франсуа с некоторым страхом посмотрел на Генриха.

– Так слушайте, Франсуа! – продолжал Генрих. – Поскольку от вас ничто не скрыто, я выскажу свои соображения на эту тему: предположим, герцог Анжуйский становится королем Польским, а в это время наш брат Карл – от чего сохрани его бог! – умирает, то ведь от По до Парижа двести лье, тогда как от Варшавы до Парижа – четыреста, следовательно, вы будете здесь и наследуете Карлу, когда король Польский только еще узнает, что французский престол свободен. После этого, Франсуа, если вы будете довольны мной, вы мне вернете Наваррское королевство, которое будет лишь зубцом в вашей короне; и только при этом условии я его приму. Худшее, что может с вами быть, – это остаться королем в Наварре и сделаться там родоначальником новой династии, продолжая жить по-семейному со мной и с моей семьей. А кто вы здесь? Несчастный, преследуемый принц, жалкий третий сын, раб двух старших, которого по любой прихоти могут засадить в Бастилию.

– Да, да, – ответил Франсуа, – я это чувствую так же хорошо, как плохо понимаю, почему вы сами отказываетесь от этого плана и предлагаете его мне? Неужели у вас ничего не бьется здесь?

И герцог Алансонский положил руку на сердце Генриха.

– Бывают ноши не в подъем, – ответил, улыбаясь, Генрих, – а этот груз я даже не стану пытаться поднимать. Я так боюсь самого усилия, что у меня пропадает всякое желание завладеть грузом.

– Итак, Генрих, вы действительно отказываетесь?

– Я это сказал де Муи и повторяю вам.

– Но в таких делах, мой милый брат, не говорят одни слова, а доказывают делом.

Генрих вздохнул свободно, как борец, почувствовавший, что спина противника начинает подаваться.

– Я это и докажу сегодня же, – ответил он. – В девять часов вечера и список вождей, и план их действий будут у вас. Акт о моем отречении я уже вручил де Муи.

Франсуа взял руку Генриха и с чувством пожал ее обеими руками.

В эту минуту к герцогу Алансонскому вошла Екатерина и, как обычно, без доклада.

– Вместе! Как два хороших брата! – улыбаясь, сказала королева-мать.

– Надеюсь! – ответил Генрих с полным самообладанием, тогда как герцог Алансонский побледнел от страха.

Затем Генрих отошел на несколько шагов, чтобы дать Екатерине возможность поговорить с сыном не стесняясь.

Королева-мать вынула из своей сумочки дорогую, превосходно сделанную вещицу.

– Эта застежка сделана во Флоренции, – сказала Екатерина сыну, – я вам дарю ее, чтобы носить на поясе и пристегивать к ней шпагу. – Затем шепотом добавила: – Если сегодня вечером вы услышите шум в комнате вашего зятя Генриха, не выходите.

Франсуа сжал руку матери, говоря:

– Не разрешите ли показать ему застежку, которую вы мне подарили?

– Можете сделать еще лучше: подарите от вашего и моего имени, потому что я заказала для него такую же.

– Слышите, Генрих, – сказал Франсуа, – моя милая матушка принесла мне эту драгоценную вещичку и делает ее еще драгоценнее, разрешая подарить вам.

Генрих пришел в восторг от красоты этой вещицы и рассыпался в благодарностях. Когда его излияния кончились, Екатерина сказала сыну:

– Я чувствую себя немного нездоровой и пойду лечь в постель; брат ваш Карл очень устал после охоты и тоже ляжет спать. Поэтому сегодня вечером семейного ужина не будет, а всем подадут ужин в комнаты. Ах, Генрих! Я и забыла похвалить вас за ваше мужество и ловкость: вы спасли жизнь вашему королю и брату! Вы будете вознаграждены за это.

– Мадам, я уже вознагражден! – ответил с поклоном Генрих.

– Сознанием исполненного долга? – ответила Екатерина. – Этого недостаточно; будьте уверены, что мы с Карлом не останемся в долгу и что-нибудь придумаем…