А потом, после очередной попытки вытряхнуть замороженный шнапс из бутылки (страшно подумать, если посуда с так называемым шампанским, при оттаивании, треснет от давления), папа послал за добавкой в свою комнату. И стало ясно — не того я боялась. Трансляция-то как была включенной, так и осталась! Видимо, договорено, что церемония бракосочетания, от начала и до конца — гласная. Может — были ещё, какие резоны. Короче, я сидела, по чуть щипала салат, запивала компотом, ковыряла мороженое, слушала здравицы и с ужасом понимала, что папочка скоро нажрется и выкинет номер… Я уже и оператора ногой под столом пихала, на микрофон ему показывала — выруби! И Фрицу пыталась, мимикой, объяснить — пора завязывать, «пока не началось». Бесполезно! Раньше надо было предупреждать о нраве будущего свекра. Даже Плещеев понял, к чему дело идет и попытался от очередного наливания уклониться. Ему же тут, на этом странном пиру, царскую честь беречь! Хотя, с папой пил на равных. Ни одного тоста не пропустил. Должен понимать состояние пожилого человека… У самого физиономия — как яблочко наливное. Что бы придумать? Под стол «настоящий полковник» не упадет — крепкая порода. Но почудить — собирается. По глазам вижу. Вот такой же, поддатый, с масляно блестящими глазками, он однажды в драку полез. Боже, которого нет, ну, сделай так, что бы хоть шнапс не оттаял. Может, тогда обойдется… Не обошлось.
Батюшка, сдается мне, не так окосел, как желает казаться. Он настроение у публики готовил. Типа — «Щас спою!» И выдал… Начал издалека. Поблагодарил гостей, поблагодарил хозяев, поблагодарил меня за выбор и Фрица, за него же… Восславил, не называя имен, незримо присутствующие высокие стороны (русского царя с Римским Папой), за заботу о «возрождении ныне угасших династий». Сделал драматическую паузу, зачем-то подмигнул Плещееву и понес (мать-мать-мать!) о справедливости и благородстве. Точно зная, что его сейчас весь мир слушает (у кого радиоприемники, конечно). О том, что императору без верных слуг — никуда… Что есть мелкие людишки, которые добра не помнят и выше навозной жижи не мыслят. Что ещё есть не видящие дальше своего носа (очень выразительно на царского гонца посмотрел), но, будущий Император не таков (это он про Фрица что ли?) и если ему нужны верные слуги, князья и графы, герцоги и бароны, то он не посмотрит на свою старость… И не он один готов, по первому слову Императора… Главное — выбрать самых достойных.
Очень плавно и логично подвел мысль, что раз уж Фриц теперь признан (пусть негласно) и «рукопожат» (пусть келейно), то пора и ему начинать жаловать дворянство. С явным намеком, на своё право первородства. Стыдоба неописуемая… Иезуит — окаменел лицом. Плещеев — словно полный рот кислятины набрал (доходило до нас мнение Москвы по поводу титулов — буде Соколов ими станет награждать). Как правитель «безродный» — пусть де он сам худородство не плодит, чести, за такими, мы не признаём. С намеком, что царь батюшка — всегда готов пожаловать и боярство, и дворянство, но — за службу себе, любимому… Приходите, поклонитесь, службу сослужите — будут вам и поместья, и чины с титулами, и крепостные, в количестве. А вот теперь, получается, что поднеся Фрицу императорский скипетр (подарок равному по родовитости), царь как бы официально (!) выдал ему своё согласие на возведение в дворянство. Проклятая политика!
Комендант — за сердце схватился… Его я лучше всех понимаю. Как относятся курсанты на Эзеле к собственным князьям и баронам — мне немного рассказывали. И что теперь? Фриц рядом напрягся, как струна… Ребятки смотрят потеряно — что делать? Вот вам и «прямой эфир»!
Дрянь ситуации в том, что сейчас, публично, на наглую просьбу ошалевшего от скуки отставника, ни да, ни нет, Фриц сказать не может. Самое лучшее — если эта просьба у него в горле колом встанет. Господи! Ну, дай ты старому дураку знак заткнуться! На волоске великое дело висит! На голом человеческом доверии в нашу порядочность. Нельзя про эти вещи публично даже заикаться! Ребята, что за столом сидят, первые, не поймут и не простят. А самое обидное — будут правы. Ведь специально же момент выбирал! Заранее всё распланировал!
В затопившей зал тишине вилка упала на тарелку иезуита с громовым звоном. Папочка набирал воздух и не обратил внимания, а стольник — отвлекся. Я, в этот же момент, палец к губам поднесла — «Молчи! Прошу!» Все присутствующие, кто видел, мне кажется, поняли знак правильно. По-моему, папе умело подставили под столом ножку… Он покачнулся (пьяный же), начал ловить свободной рукой опору. Его двое сидящих рядом «гвардейцев» удержали. Один — поймал правую руку с настойкой, а второй, от всей души — двинул локтем в солнечное сплетение… Ап-ап-ап! Бойтесь мечтать — мечты сбываются! Боже, я же такого родному отцу не хотела… А как иначе пьяного в разум привести?
— Алексею Кузмичу стало плёх-хо — это Фриц, деревянным голосом… Папа яростно вращает глазами, возмущенно крутит головой и разевает рот, но звук у него вырубило начисто. Это хорошо.