– Куколка, тебе повезло, и ты завела много друзей на Гренаде, но правительство любит преследовать свободных цветных женщин. Им нравится унижать их за заработанное тяжким трудом богатство. Это послание и таким мужчинам, как я, – тем, кого не волнует цвет кожи. Они хотят, чтобы мы знали: у нас тоже нет власти. Если Федоны не победят, Шарлотту убьют. Все наши дети стали мишенями из-за наших связей с лидерами восстания.
После таких страшных слов невозможно было дышать, но я заставила себя втянуть воздух.
– Они убьют Шарлотту? Она же ждет ребенка. Нет, Томас!
– Мы должны быть готовы все бросить и уйти.
Я одернула свои кружевные рукава. Вот бы они стали волшебными крыльями, чтобы я пролетела над горой Куа-Куа, пронеслась низко над поместьем Бельведер и забрала мою девочку.
– Долл, наша семья в опасности. И мы тоже, ведь Шарлотта с повстанцами.
– Ненавижу все то, что здесь с нами случилось. Но как страшно начинать все заново, Томас!
Он прижал меня к себе.
– Мы начнем заново. Тебе подвластно все, Долл. Где бы ни оказались, Господь тебя не оставит.
– Тебе бы быть пастором. Мои гимны приелись.
– Подумай об этом. Упакуй что-нибудь для детей на случай, если нам придется бежать на «Мэри».
Я не хотела начинать все заново. Свернуть бы шею этим глупцам Федонам!
– Мятежи начинаются и заканчиваются. Я пережила уже парочку. Может, губернатор поумнеет и отменит свои ограничения ради всеобщего мира.
– Если обе стороны хватаются за оружие, пути назад нет.
Когда-то давно, в нашей хижине на Монтсеррате, моя мать толковала мне о численности солдат и оружии. Никогда я не думала, будто стану бояться последствий того, что у тех, кто с моим цветом кожи, больше оружия.
– Долл, Федоны и все освобожденные рабы – грозная сила. Сейчас они побеждают, но британцы придут своим на подмогу. Помнишь фрегат твоего друга, «Пегас»? Он может вернуться, чтобы навести порядок.
Это была «Андромеда», но в газетной вырезке об этом умалчивали. Старый спор, и сегодня было не до него. Я взяла Томаса за руку и прижала ее к груди.
– Я скучала.
Томас робко улыбнулся, и его щеки округлились, перестали казаться запавшими от недосыпания.
Внизу послышался стук копыт.
Томас подошел к окну. В тот же миг я оказалась рядом, надеясь, что у наших дверей не стоят солдаты.
Двое мужчин верхом на лошадях, оба в темно-синих плащах, отороченных белой лентой, ехали по Блейз-стрит. Восходящее солнце освещало золотистые галуны у них на плечах. Они промчались мимо.
– Это Ногес и Филипп, – заметил Томас. – Вероятно, везут депешу. Они направляются к правительственным зданиям на Симмонс.
Шарль Ногес и Иоахим Филипп были храбрыми цветными мужчинами, которые славились горячей кровью и воинственностью, как Жюльен Федон.
– У них, должно быть, сообщение от повстанцев. И это наверняка не капитуляция. Господи помоги нам, Долл.
Я прижалась к Томасу, старому доброму Томасу, неприступному как скала Томасу.
Он обнял меня в ответ, сильно и крепко. Я нуждалась в нем.
– Семья – это самое важное.
Хорошо. Значит, он поймет, если мне придется покинуть его, чтобы спасти Шарлотту.
Гренада, 1795. Окно
Я поднималась в комнату Эдварда, и серые юбки развевались у моих ног. Она оставалась пустой, хотя когда-нибудь Джозефи или Гарри, возможно, захотят забрать ее себе. Салли сделала уборку. Постельное белье и кровать пахли мылом и полиролью с апельсиновым маслом. Окно, изящное окно с девятью стеклами, звало меня. Дым в небе был почти такого же цвета, как мое платье. Все охватил огонь.
Несколько раз в день и даже ночью я заходила сюда и осматривала небо. Месяц тяжелых боев испепелил землю. Мятежники захватывали все больше власти на Гренаде. Сообщалось, что они взяли в заложники более сорока важных персон, включая губернатора Хоума.
Кто бы стал щадить мой отель? Он пеплом осыпался на берегу.
– Долли? – В комнату с охапкой белья вошла мами. – Отойди от окна.
От пепла было не отвернуться. Он казался ярким, раскаленным и белым-белым на фоне светлого песка.
– Забавно, как быстро все рушится, мами.
Она подошла ко мне.
– Не терзай себя.
– Терзать? Столько месяцев его строили из кирпича, дуба и камня. Много часов и встреч, времени, которое я могла бы провести с Эдвардом. Теперь их обоих нет.
Я подалась вперед и прислонилась лбом к беленой стене. Она была прохладная, но меня охватил жар, внутри все болело.
– Повстанцы захватили все, кроме Сент-Джорджеса. Не знаю, мами. Не знаю, какая из сторон сожгла мой отель.
Она погладила меня по руке, как бы подбадривая, и смяла ровные рукава.
– Не нужно выбирать сторону, Долли. – Мами коснулась моей щеки. – С Шарлоттой все хорошо. Мы бы что-нибудь узнали, будь иначе.
– Ты так думаешь?
Мама кивнула и задернула занавески.
– Шарлотта в безопасности. Жан-Жозеф не позволит, чтобы с ней случилась беда.
Она встала перед окном, загораживая мне вид на пепелище моей мечты.
– С Шарлоттой все будет хорошо, Долли. А ты построишь еще один отель или что там придумаешь. Моя верная девочка, моя храбрая девочка, ты справишься.
Я притянула мами к себе, чтобы запомнить мягкость ее груди, звук ее сильного сердца.
– Я люблю тебя.