Королева острова

Я швырнула ключ ему в голову.

– Отдайте плату. А потом проваливайте к черту!

Он подошел обратно к столу и достал кошель. Выудил оттуда два фунта и положил на стол, а когда я приблизилась, смахнул блестящие золотые монеты на пол.

Я смотрела, как они катятся. Одна описывала восьмерки у моих ног.

Ничего не стоило бы наклониться и поднять их. Мои карманы стонали от отчаяния, но не моя гордость. Моя душа больше не могла идти на уступки.

С высоко поднятой головой я повернулась и направилась к двери.

Позади раздались шаги Келлса.

– Долли, стой. Прости!

Хватит вранья. Я побежала.

– Подожди, Долли, подожди!

Каблуки загрохотали громче, но я была быстрее. Промчавшись по коридору, я в мгновение ока очутилась у двери.

Бабах! Я распахнула ее.

И тут же замерла.

За порогом стояла мами с Лиззи на руках. Обе заливались слезами.

– Что стряслось?

Ма была бледная, словно собиралась лишиться чувств.

– Они ее забрали.

Я взяла у нее Лиззи.

– Кого забрали, мами?

– Они забрали Китти. Она ударила Николаса косой. Он уволок ее в город, чтобы там выпороть. Утром ее продадут.

Сердце замерло…

– Нет!

– Я еду в город. – Келлс на миг прикрыл глаза. – Посмотрю, что можно сделать.

Его слова эхом отдавались у меня в ушах, но я не могла взглянуть на него, не могла ему больше довериться.

Был лишь один человек, злой человек, который держал все в руках, и это был не терзающийся сомнениями Келлс.

Монтсеррат, 1770. Фальшивая надежда

Дым вился будто веревка, темная и тонкая, скручивался к убегающему облаку. Труба совиного дома плевалась пеплом, как жерло вулкана. Это был знак мне.

Стояла самая жаркая часть года, период роста. Я замерла на одном из полей па, на левой, дурной стороне плантации. Молодые побеги тростника доходили мне до бедер.

Николас хотел, чтобы я знала, где он. Хотел, чтобы я пришла и сдалась на его милость.

Мятежница во мне хотела бушевать и бороться, но как?

Келлса я оставила в городе. Он пошел разговаривать с должностными лицами. Заставил их прекратить пороть Китти, но плеть успела порвать ее тунику. Ярко-зеленая ткань в пальмовых листьях была изодрана, испещрена кровавыми пятнами. Плетка-девятихвостка[24] оставила огромные шрамы.

Китти не посмотрела на меня, но я видела, что один ее глаз заплыл чернотой. Она была полуголая, голова и руки в колодках. Представители Совета, даже те, кто должны были препятствовать злоупотреблениям в отношении рабов, никого к ней не подпускали, особенно цветных, и не давали ее прикрыть.

Я не могла обнять свою маленькую ласточку, сказать ей, что люблю ее и что сегодня за нее убью. Она хорошо порезала Николаса: царапина на щеке была длиной три дюйма, сказал Келлс.

Лучше бы она его зарезала.

Но Китти вздернули бы за это, повесили за то, что она убила белого. Они способны на все.

Мы не можем защитить себя.

Отче наш, отвернись сегодня, как отворачивался всю мою жизнь.

Я виновата, мне и исправлять ошибку.

Если бы я просто пошла к Николасу и подчинилась ему, то пострадала бы одна. А я вместо этого побежала к Келлсу, и теперь мою сестру продадут с торгов.

Я глянула в сторону хребта, где раскинулась плантация Келлса. Его я тоже ненавидела. Он заставил меня поверить, что не такой, как все. А сам просто добрый землевладелец, приятный человек, который держит людей в рабстве и не замечает их страданий, как Бог и другие плантаторы.

Я переставляла озябшие ноги, поднимаясь по ступенькам совиного дома. Помедлила на крыльце, зная, что если войду – пути назад не будет.

Я вихрем ворвалась в дом. Слуги уже вернулись на свои наделы. Здесь будем только я и Николас.

Какой-то шум. Скрип кресла.

Наверное, он в кабинете па.

Я прошла коротким коридором и проскользнула в комнату.

– Николас…

– Здравствуй, Долл… Долли…

Судя по тому, как он произнес мое имя, болван напился. Возможно, он смягчится и я смогу уговорить пропойцу не продавать Китти.

– Николас. Я пришла взглянуть, сильно ли наша сестра тебя порезала. В городе говорят, мол, девчонка хорошо тебя отделала.

Он хохотнул.

– Она все сделала правильно. Китти не такая умная, как ты. Ее куда легче спровоцировать.

Покажи я ему, как испугалась, он бы вскочил с папиного кресла.

Но я и правда боялась.

Последний раз мерзавец лупил меня, пока я не перестала сопротивляться. Я смотрела на него и будто ощущала те удары, а он ведь даже не двинулся с места.

– Ты редко заглядываешь, Долли.

– Занята ребенком, которым ты меня наградил.

Он глотнул еще жидкости янтарного цвета, налитой в один из причудливых бокалов па.

– Подойди. Дай взглянуть, появилась ли у тебя снова талия.

Я не могла, не хотела пошевелиться.

– Я пришла просить за сестру. – Голос мой надломился. – У мами есть настойка от ран. Она в хижине.

– Бетти ведьма.

– Как угодно. Она говорит, царапина может загноиться из-за навоза, который был в саду.

Он коснулся длинного пореза на щеке, красного и набухшего.

– Навоз? Хорошо, что они ее отстегали. – Улыбка его превратилась в оскал. – Она даст мне настойку, а ты?