Королева острова

– Вот так, Долли, не хнычь и внимательно смотри своими красивыми глазками на меня. Ты помнишь!

Отвернувшись, я заметила два кривых осколка бутылки. Сверкающие кусочки в четырех футах поодаль было не достать. Я не могла до них дотянуться.

Все пропало.

И все же не отводила взгляда, продолжала мечтать, продолжала таить надежду все глубже в душе, там, где Николас не мог ее коснуться.

– Посмотри на меня, Долли.

Я не стала.

Осколки притягивали меня, потому что они были разбитыми, блестящими и свободными.

Я поклялась найти в себе мишнях – отвагу, – исцелиться, отыскать силы. Когда-нибудь мужчины, такие как Николас, будут бояться осколков.

Монтсеррат, 1770. Пора бежать

Рассвет застал меня лежащей на полу в кабинете отца.

Болело все.

Всю кожу будто содрали.

Николас лежал рядом и храпел, у рта валялась пустая бутылка.

Я отодвинулась. Внутри забурлил гнев, эхом отдаваясь в груди. Я желала брату смерти, но мне нужна была фора. Жизнь сестры важнее мести. Спасу ее, если ублюдок не проснется. Я бросила его штаны и добротные сапоги в камин.

Этого было мало. Тогда я схватила пустую бутылку и обрушила ее на его мерзкий череп.

Он не шелохнулся, но все еще дышал.

Если бы я не спешила к Китти, то спалила бы совиный дом и осталась на это посмотреть.

Яркое солнце на улице ослепило глаза. Против света, я помчалась к мами за своими деньгами.

Она не спала. Сидела на скамейке и ждала.

Я посмотрела на нее, потом на малышку Лиззи у нее на руках.

– Я иду спасать Китти.

Она не отводила взгляд от моей оборванной юбки в кровавых пятнах.

– В следующий раз он тебя убьет, Долли. Забирай Китти и не возвращайся.

Голос ее прозвучал невыразительно, будто мами повторяла это уже много раз.

– Твои деньги и одежда на подстилке. Я добавила мешочек с семенами павлиньего цветка. Тебе не нужен еще один ребенок от Николаса и его власть над тобой.

Груди горели и ныли. Налились бы они молоком для малышки, чтобы я могла ей что-то дать напоследок…

Но там было пусто.

Я – была пуста.

– Мами, да как же я брошу вас с Лиззи?

– Если получится выкупить Китти, не приводи сестру сюда. Здесь ее не спрячешь. Николас тебя прикончит. Он растопчет все твои мечты.

– Но Лиззи…

– Китти совсем одна. Стань ей матерью. А я стану матерью Лиззи.

– Как я покину плоть свою?

– Остаться – не значит сохранить ее. У тебя есть старшая сестра, Долли. Ее у меня забрали.

– Что?!

– Да, сестра, Элла. Мой отец продал ее, прежде чем продать меня Кирванам.

Я прижалась лбом ко лбу мами.

– Когда-нибудь я все исправлю.

– Ты все исправишь, просто оставшись в живых. И сохранив жизнь Китти.

Я была дурехой, слишком поздно узнав силу матери. Теперь мне предстояло выживать без нее.

– Мами…

– Китти – мое сердце, но ты – моя душа. В тебе сила женщин-воительниц.

Ма взяла меня за руку и отвела в мою комнату. Она положила Лиззи в колыбель, а потом умыла меня водой из калебаса. Достала свои четки, те самые, с красными и золотистыми бусинами, прошептала молитву и сунула их мне карман.

Плача, я попрощалась со своей комнатой, с окном, откуда светили мне звезды. Затем взяла мою дочь, мою Лиззи, которая сосала десны с режущимися зубами.

– Прощай, малышка. – И посадила ее обратно в колыбель.

Прихватив кошель денег и мешок с пожитками, я убежала.

От меня все еще смердело Николасом. А кровь на одежде я должна была показать единственному человеку, который мог выкупить для меня Китти.

Дойдя до границы плантации, я увидела, что перед входом в дом Келлса стоит повозка. Он снова собирался уезжать.

Я ворвалась в дом и принялась звать снова и снова:

– Пожалуйста! Мистер Келлс! Вы нужны мне!

Он вышел из длинного коридора босой, в халате.

– Долли, рад… Ты… Николас.

– Да. – Бросив свои пожитки, я показала ему синяки. – Купите для меня Китти! Вы – плантатор, вам позволят.

– Даже не знаю…

– Все мои деньги останутся вам, даже если не выйдет, только попробуйте. Это все, что у меня есть. Помогите!

Он пристально смотрел на меня. Казалось, прошел не один час. Келлс оценивал риск, гадал, достаточно ли это для него выгодно?

– Пожалуйста! Вы знаете, что это доброе дело. Вы сами сказали, что должны мне. Помогите же.

Его рука сомкнулась на моей. Он взял монеты и убрал в карман.

– Идем.

На сей раз мне понравилось, что он не задал вопросов. Когда Келлс вернулся, одетый в свои белые бриджи, я поняла: все будет хорошо.

Он дал мне одеяло – одно из одеял мами, которые купил. Келлс набросил его поверх моего разорванного платья. Забираться в повозку и садиться на жесткое сиденье было больно, но требовалось ехать побыстрее. В мгновение ока мы очутились в городе.

На рыночной площади толпился и гудел народ. В гавани в тот день причалило громадное судно с красно-сине-белым английским флагом, и я знала, что сегодня рабов продадут больше обычного. Было горько оттого, что причиной отсрочки для нас стал невольничий корабль.

Келл остановил повозку в поле у широкой дороги и бросил вожжи в мои влажные от пота пальцы.

– Сиди здесь. Если ничего не выйдет, поезжай ко мне на плантацию.

– Я не уеду без вас и Китти.

Он бросил на меня взгляд, затем пробормотал то ли молитву, то ли проклятие.