Королева острова

– Не слыхал, что существует правильный или неправильный способ спать…

Не желая выслушивать очередную нотацию или притворяться, будто напряжение, возникшее между нами, – не моя вина, я повернулась к окну и принялась поправлять бархатные портьеры.

– На небе столько туч, сэр. Вы уж поплотнее натяните шляпу. Я-то знаю, как вы любите свои шляпы.

За моей спиной он подошел к полированному столу орехового дерева и провел рукой по крышке.

– Никакой пыли, даже когда ты в таком положении.

– Разумеется. Я же не хочу, чтобы вы сочли меня пропащей. Еще более пропащей.

– Я так не считаю, Долли. В прошлом мы говорили о вещах постыдных. Больше этого не нужно.

В его голосе сквозило осуждение, и внутри я вспыхнула. Когда мы с Китти только приехали в колонию, я принялась творить разные безрассудства. Узнав, что ношу очередного младенца Николаса, я словно немного обезумела. Днями усердно трудилась на плантации Келлса, а ночами отплясывала с матросами на балах мулаток. В прибрежных борделях продавала свое никчемное тело.

Это было глупо.

Я зарабатывала деньги для выкупа. Но на самом деле усмиряла свой непокорный дух. Я не видела в себе ничего хорошего. И Келлс тоже никогда не увидит.

Я набрала побольше воздуха, выдохнула и изгнала чувство вины, а потом свернула тряпку для пыли.

– Я почти закончила.

– Возможно, сегодня я останусь в Обители. Тебе может еще понадобиться моя помощь.

– О чем это вы? Мне тут никто не нужен. Особенно сиделка.

Он досадливо потер шею, и я пожалела о своих словах.

Келлс уставился на бумаги на столе, а меня отвлекла грызущая боль в пояснице. Наши отношения становились все более неловкими. Когда мы сюда только приехали, Келлс вел себя по-отечески, переживая о моих печалях и настроении. Потом принялся давать братские советы, когда я загоралась гневом или меня ловили на выходе из Обители.

Теперь я стала слишком грузной и не могла так легко улизнуть.

И как же нам быть? Лишь оставаться хозяином и служанкой.

– Тебе больно, Долли?

– Нет. – Я принялась перебирать стопку бумаг. Казалось, наиболее безопасно всматриваться в счета Келлса и его деловые письма. – Мне не нужны особые привилегии, ничего не нужно. Я стараюсь стать лучше.

– Не стоит так суетиться. Отдохни. У меня есть и другие слуги. Земли здесь процветают, гораздо лучше, чем на Монтсеррате. Я знал, что так будет.

– Другие слуги? Рабы или свободные люди?

Он положил кафтан на спинку стула, а треуголку на стол.

– Я нанимаю столько, сколько необходимо, как всегда.

Так вот как он оправдывает то, что владеет рабами?

– Значит, теперь, когда поселенцы вовсю застраивают Демерару, вам приходится часто нанимать людей?

– Труд востребован. И чем дальше в глубь острова, тем больше. Этот остров – просто благословение.

– А владеть землей и рабами – это власть. То, что нужно честолюбивому человеку.

– Что плохого в честолюбии? Помнится, и ты когда-то такой была.

Была.

Неужели Николас все это из меня выбил? Я скрывала свои ночные кошмары от Китти. От сестры осталась лишь оболочка, тихая, едва заметная. Да и я была не лучше. Страх увидеть уродливую физиономию Николаса, боязнь, что он выскочит на меня из засады вместе с ловцами беглых рабов, должны были поселиться у меня в душе, усмирить и заставить затихнуть. Но успокоиться я не могла. Именно тогда воспоминания и застывшие посмертные маски сильнее всего набрасывались на меня. Я и дышать была не в силах.

– Долли…

Кулаком я стукнула по стопке бумаг на столе.

– У меня были мечты, но поскольку я совершала ошибки, для меня все кончено. Я распутничала. Я делала все, чтобы забыть его прикосновения.

Я безразлично посмотрела в ореховые глаза Келлса, тот поджал губы и подошел ближе.

– Перед тобой все еще лежит весь мир. Ты просто маленькая девочка, которая оказалась в положении женщины.

– Так вот что вы обо мне думаете? Помнится, вы говорили, что я храбрая.

– Ты храбрая. Смелая и отважная, но то, что ты дуешься, поскольку я не согласен с твоим выбором, выдает твой возраст.

– Мне почти пятнадцать, скоро я снова стану матерью, я старуха. – Я охнула от острой боли, пронзившей поясницу. – Может, это вы тут ребенок. Злитесь за то, что я натворила. Все никак меня не простите.

Он навис надо мной, но я стояла в его тени и не боялась. Келлс – не Николас. Он никогда бы не ударил меня за то, что я высказалась.

– Разочароваться и злиться – есть разница.

– Кажись, вы себе такую роскошь позволить не можете.

Келлс вымученно вздохнул. Он подошел к большому окну и стал стягивать перчатки для верховой езды.

– Ненавижу ненастье.

– Вы про плохую погоду?

– Да.

– Плохая погода мешает вашей семье приехать сюда с Барбадоса.

Он уставился на меня, я – на него, в глазах его отражался то ли огонь, то ли буря с градом.

– Я построил этот дом и восстановил тот, что на Монтсеррате. Но для Келлсов из Европы он недостаточно хорош. А моя тетя с Барбадоса слишком стара для путешествий.

– Жаль.

Теперь его взгляд полыхал огнем.

– Мне твоя жалость не требуется.

– Опять я не то сказала. Должно быть, вы скучаете по своей семье, как я по мами и Лиззи. Как я скучаю по вам.