Королева острова

– Мне предстоит встреча с лордом Батерстом[4], секретарем по вопросам военного ведомства и колоний. Он управляет Демерарой и всеми Подветренными островами – моей Доминикой, Монтсерратом и Гренадой.

Мисс Смит бросает на меня взгляд.

– Такой высокий чин. Но, мадам, почему Батерст? То есть зачем вы с ним встречаетесь?

– Государственный секретарь может исправить то, что натворил Совет Демерары. Они установили налог для цветных женщин, только для нас. Нас заставляют оплачивать ущерб, который причинили мятежи рабов.

– То есть это не распространяется на всех граждан? Какая несправедливость.

– С этого начинается правовой террор. А вдруг эти люди примут закон, отменяющий наши договоры найма, купчие или даже вольные грамоты, – что им мешает? Мы снова окажемся в рабстве.

Лицо директрисы становится серым.

– Тогда помоги вам Бог, мадам. Вы должны его убедить.

– Я знаю.

У меня есть единственный шанс, одна встреча, чтобы убедить Батерста.

Бабах!

Двери гостиной распахиваются. Это Мэри – одна из самых юных в моем роду.

– Смотри, смотри, бабуля!

Мэри Фуллартон важно вышагивает по комнате с книгой на заплетенных короной волосах. Внучка кружится, двигаясь от очага к окну, белое шелковое платье развевается волнами.

– Кузина Эмма показала, как это делать. Она разрешила взять твою книгу!

Мою книгу?

Вероятно, Мэри видела сотни фолиантов на полках в моей гостиной. Должно быть, ребенок решил, что все книги повсюду принадлежат мне. Я улыбаюсь, но не поправляю ее.

Маленьким девочкам нужно мечтать и думать, что они могут владеть всем.

– Мэри, посидите со мной. – Мисс Смит усаживает малышку к себе на колени. – Я вам почитаю. А когда вы станете постарше, тоже сможете учиться у нас, если бабушка захочет.

Восхитительное зрелище – видеть, как они вдвоем листают страницы, касаются пальцами слов. Вены мои гудят при мысли о несправедливости – что могут сделать мужчины правящего класса с нашими женщинами. Моя кровь – это сахар Демерары, загустевший до карамели и превратившийся в черный уголь. Пусть все, что грозит нам, исчезнет, сгорит дотла.

Сделав глубокий вдох, я устраиваюсь удобнее в мягких подушках кресла.

Моя подруга, моя дамфо[5], старается устроить встречу. Уже прошло пять дней с тех пор, как я отправила послание. Возможно, давние обещания, что были даны на побережье, с годами утратили силу. Время все разрушает.

Я сижу с закрытыми глазами и слушаю, как мисс Смит и Мэри читают.

Чутье твердит – ради нее, ради них я добьюсь успеха. Но сердце подсказывает: чтобы заставить лорда Батерста отменить налог, придется улыбаться и держать язык за зубами.

Помалкивать, когда речь идет о справедливости, – вот что мне никогда не удавалось.

Часть первая Уроки

Отец никогда не говорил, что я должна стать никем.

Монтсеррат, 1761. Мятеж

Сегодня мы умрем.

Я это знала.

Съежившись в хижине матери, я водила пальцем ноги по сучку в дубовой половице. Доски были длинными и старыми. Я дрожала у приоткрытого окна, кутаясь в лоскутное одеяло, и ждала, когда закончится мятеж.

Мы видели сражение в море. Большие английские корабли с серебряными пушками направлялись к Мартинике. Па сказал, они хотят захватить остров и вышвырнуть своих врагов назад, во Францию.

Эти корабли могут повернуть на Монтсеррат. Здесь тоже хозяйничали французы, и основная часть населения поклонялась их католическому богу. Этого британцы не выносили больше всего.

Я мечтала, чтобы они победили, тогда у нас наконец настал бы мир. Мы жили в лачугах с тонкими ставнями и крышами из пальмовых листьев и соломы, не боясь ничего, кроме плетей надсмотрщиков. Вряд ли британцы могли быть хуже этого.

– Сторожись окон, Дороти! И все будет хорошо.

В темноте послышался голос ма, теплый, отважный и уверенный, который окутал меня, словно обнял.

Ружья изрыгнули гром, и это ощущение пропало. Снова раздались голоса, но не плавная речь плантаторов, а крики наших людей. Вопли пленников.

В глубине души мне хотелось зажечь огонь и посмотреть, что творится в ночи. Но mamai[6]– моя мами, думала, что дым, поднимающийся из отверстия в крыше, привлечет внимание солдат.

Только вряд ли убийцам нужно приглашение. Тепло огня скорее привлечет не людей, а игуану, одну из пучеглазых шипастых ящериц.

Снова бой барабанов.

Я закрыла рот, не давая страху, который крутил мне кишки, вырваться рыданиями наружу. Я обещала мами быть храброй, но меня зарежут на шестом году жизни.

Это нечестно, всегда нечестно.

Наш остров создан не для войны. Изумрудный остров моего па звался Монтсеррат. Царство джиги и песен в перерывах между тяжким трудом.

– Дороти? Ты не у окна?

Прикусив губу, я выглянула через открытые ставни. Зря я это сделала. Небо заволокло копотью, пришлось щуриться. Может, звезды уже вовсе погасли. А вот увидела бы я их далекий свет, сразу поняла бы, что все хорошо.

– Дороти? Я тебя зову.

Голос мами звучал не сердито.