Принц направил копье под заднюю лапу дракона, туда, где синевато блестела тонкая кожа… Через гладкое древко он успел ощутить, как дрожит, разрываясь, плоть чудовища. Потом стало темно и больно.
Ланселот не успел оттолкнуть принца. Падая, дракон придавил Персиваля хвостом и лапой. Каменная площадка стала скользкой от зеленоватой крови. Кажется, рана была серьезной. Только бы тварь не поднялась!
Ланселот одним прыжком взбежал по крылу на спину дракону и начал рубить хребет у основания шеи. Удар, второй, третий. Дракон орал и пытался достать Ланселота пастью. Потом хрустнула кость и тварь затихла. Чешуйчатое тело мгновенно обмякло, рыцарь не удержался на ногах и скатился на камни. Победа.
Ланселота трясло, липкая кровь пропитала его одежду. Но, не думая о себе, он бросился помогать принцу.
…На горизонте уже показались башни монастыря. Ланселот отер пот со лба и поморщился — ссадина на виске ныла, наливаясь сукровицей. Ерунда — монахи вскроют царапину и промоют ее настоем на травах. А вот за Персиваля Ланселот беспокоился — мальчику все еще было плохо.
Дракон, падая, зацепил принца когтистым крылом. Рваная рана на бедре загноилась той же ночью. Трое суток мальчик горел и бредил, слабея с каждым переходом. Края раны почернели, нога опухла. Эти признаки были Ланселоту знакомы. Слишком хорошо знакомы.
Ланселот никогда не думал, что у него могут быть дети, но в эти долгие ночи ему казалось, что у него на руках умирает его собственный сын. Как-то вечером, у костра, он вспомнил Моргаузу и легенду о чудесном цветке. Если б Роза явилась ему сейчас, он не повез бы ее Гвиневре, но отдал принцу, лишь бы мальчик остался жив.
На четвертом привале белая лошадь оборвала повод и убежала в лес. А потом позвала к роднику. Сутки кряду Ланселот беспрестанно промывал рану Персиваля рыжевато-ржавой водой и поил мальчика. К следующему утру жар спал. Персиваль был еще слаб, почти все время дремал и бредил во сне, но опасность дли жизни минула.
А еще через день их, наконец, догнали. Его Величество Гильдебранд Самонадеянный посчитал, что пяти конных рыцарей и полутора десятков солдат хватит на одного Ланселота.
Они столкнулись у края вересковой пустоши — одной из бесчисленных розовых полян Логрии. Ланселот предложил поединок, рыцари отказались — зря. Дурно умирать без причастия. Солдаты сбежали сами. Ланселот отделался ссадиной, Грому стрелой оцарапало шею. Не страшно. Главное, чтобы королевские псы не сунулись в монастырь.
Из размышлений Ланселота вывело звонкое ржание лошади. Он обернулся — кобыла стояла на месте и трясла головой так, что грива окутывала ей морду.
— Что случилось, милая? Испугалась? — Ланселот подъехал к кобыле, погладил ее по шелковистой шерсти.
Лошадь подняла изящную голову и по-человечески пристально посмотрела в глаза рыцарю. Ланселот понял — дальше она не пойдет. Он осторожно спустил Персиваля со спины кобылы и пересадил на Грома. Снял уздечку, отстегнул стремена. Поцеловал лошадь в морду.
— До свидания. Спасибо, что помогла нам.
Гром грустно заржал. Белая лошадь шагнула к другу, в последний раз потерлась об него носом. Посмотрела на Персиваля, повернулась и медленно ушла в чащу. Ланселот вздохнул с неожиданным облегчением — он не любил чудес ниоткуда.
Так кончилось лето. В монастыре Ланселот пробыл до выздоровления принца. Монахи, осматривая рану, могли только качать головами — если антонов огонь привился, человек умрет. А Персиваль через месяц уже пытался ходить. Изумленный отец настоятель попросил Ланселота отыскать источник, благодаря которому совершилось чудесное исцеление.
Неделю рыцарь и трое монахов обшаривали окрестные заросли и болота. Родника не нашли, зато Ланселот подобрал совенка. Гром в темноте чуть не наступил на пушистый, яростный комок перьев. У птенца была сломана лапка, но он собирался драться за свою несмышленую жизнь до последнего. Ланселот подумал, что маленький дикарь станет хорошим подарком Белой Сове. Невзирая на когти и вопли, он завернул птенца в рубашку и взял с собой в монастырь.
Дни летели светло и тихо. В конце августа обитель посетил сэр Агловаль Отважный, добрый рыцарь и верный соратник по Круглому Столу. По просьбе Ланселота, он задержался в аббатстве, а когда к Персивалю вернулись силы, взялся доставить мальчика в Камелот.
Перед отъездом Ланселот посвятил принца в рыцари, и нарек его сэр Персиваль Драконоборец — за славный подвиг. Прощаться они не стали. Принц уехал, увозя с собою совенка в серебряной клетке и письмо королеве Гвиневре. Ланселот тронулся в путь тем же утром, с рассветом. Стоял лучший из дней сентября — Яблочный Спас.
Осень ерошила ветки и волосы, заставляла глаза слезиться — не иначе, от ранней стужи. Пряная печаль осыпалась с деревьев под ноги лошадям. В опустелых полях беззаботно паслись коровы, чуть не каждое утро леса просыпались от звона рогов королевской охоты. По деревням и манорам играли свадьбы. Полусонные души тянулись вслед — крику птицы, порыву ветра, неумолчной мольбе дождя.