Королева секретов. Роман об Анне Клевской

«Вы должны демонстрировать радость, что такая злостная измена была раскрыта», — взывал к Анне Харст. Совет мудрый, ничего не скажешь, но как могла она радоваться тому, что причиняло такую боль и страдания другим людям?

Попытавшись смириться с тем, что, вероятно, уготовила ей Судьба, Анна пребывала в напряженном ожидании. Генрих вскоре мог стать свободным мужчиной, и у нее не останется иного выбора, кроме как уступить желанию Вильгельма.

Совет доктора Харста не остался втуне.

— Я могу только радоваться разоблачению такой гнусной измены, — сказала Анна своим придворным и дамам, когда они за обедом обсуждали скандал. — И содрогаюсь от мысли, как сильно это задевает короля.

— Королева, бедняжка, дорого заплатит за это, — заметила Фрэнсис.

— Его милость тоже пострадал, — напомнила ей Анна. — Он уже не молод, и здоровье у него не то. Я боюсь, ему трудно будет пережить шок от того, что любимая супруга оказалась вовсе не розой без шипов, как он полагал, и справиться с печалью от утраты надежд.

— Но подумайте о том, что испытывает она, — подала голос Джейн Рэтси. — Разве это не тяжелейшее из страданий — проживать каждый день в страхе смерти?

— Мы все должны проживать каждый день в страхе смерти, — мягко заметила Анна. — Никто не знает, когда его душу призовет к себе Господь. Мне жаль ее, но, каковы бы ни были мои личные чувства, я не могу смотреть сквозь пальцы на измену, и вы тоже не должны. Кто мы такие, чтобы подвергать сомнению справедливость короля? Если я снова стану королевой, чего желает мой брат, вы все от этого выиграете.

— Значит, ваше высочество действительно считает, что это произойдет? — спросила Гертруда.

— Мне посоветовали быть готовой к этому и ждать вызова в суд.

Все уставились на нее в благоговейном страхе.

Анна ждала новостей. Короткие ноябрьские дни быстро сменяли друг друга, хмурые серые облака висели низко, словно отяжелели, напитавшись мраком, который окутал все королевство. Единственным появившимся в Ричмонде гонцом стал член Тайного совета, которого прислали с поручением забрать у Анны подаренное Екатериной кольцо. Она отдала милую вещицу, вспоминая, как импульсивно бывшая королева рассталась с ним и со щенками, которые теперь уже стали взрослыми собаками. Какое это было прекрасное время!

Харст написал ей снова. Он получил сведения от доктора Олислегера, который в письме упрашивал графа Саутгемптона и архиепископа Кранмера, чтобы те настояли на восстановлении Анны на престоле. «Архиепископ — великий реформатор, — прочла она, — и активно участвовал в действиях против той, которая недавно была королевой. На него и на графа можно рассчитывать, они поддержат заключение альянса с германскими принцами. При дворе сложилось общее мнение, что его величество снова женится на вас. Почти все так думают. Я настоятельно рекомендую вашему высочеству проявлять осмотрительность и терпение».

«Вы можете рассчитывать на меня в этом, — написала в ответ Анна, уверенная, что ее письмо будет перехвачено и прочитано. — Я не произнесу и слова, по которому кто-либо мог бы предположить, будто я чем-то недовольна; разве я не говорила всегда, что не желаю ничего иного, кроме того, что порадует моего владыку короля?»

Всю жизнь Анну учили терпению. Подавление собственных страстей и желаний стало ее второй натурой. Мать постоянно твердила: терпение дается тем, кто отмечен особой милостью Господней, и сердцу, которое готово принять неизбежное. О, как она гордилась бы, если бы прочла восторги доктора Харста по поводу осмотрительности Анны: «Ваше высочество и весь ваш двор повели себя очень мудро. Посещавшие вас передавали мне с восхищением, как вы добродетельны, и во всеуслышание расхваливали вас. Мне радостно слышать, что вы здоровы. Люди говорят, выглядите вы даже краше, чем когда были королевой. Сказать по правде, о вас сожалеют больше, чем о покойной королеве Екатерине».

Письмо Харста заставило Анну потянуться за зеркалом. Похорошела ли она в последнее время? Не было сомнений, что французские капоры шли ей больше, чем немецкие Stickelchen. Как бы там ни было, а замечание Харста придало ей уверенности. Какая ирония, если Генрих в конце концов возжелает ее, когда она уже его не хочет.

В начале декабря Харст прибыл в Ричмонд с мрачным лицом. Принимая его в гостиной, где был разожжен огонь в очаге, Анна сразу подумала, что, наверное, королеву Екатерину приговорили к смерти.

— Мадам, — с тревогой в голосе обратился к ней посол, не имевший сил скрыть свое смятение, — я должен поговорить с вами о деликатном деле, которое, если к нему не отнестись со всей серьезностью, может покончить со всеми нашими планами.

Анна сразу подумала об Отто и маленькой могиле в тени вяза. Если бы она не сидела в кресле, то, вероятно, свалилась бы с ног.

Харст сел по другую сторону очага с таким видом, словно предпочел бы сейчас оказаться в каком-нибудь другом месте.