Трудно поверить, что у Анны, которую, как мы прочли, воспитывали в строгости под неусыпным материнским надзором, была возможность согрешить. И все же невинность в вопросах пола могла сделать ее уязвимой для внимания некоего влюбчивого молодого человека, вероятно, одного из многочисленных кузенов (считавшегося безобидным компаньоном), который не упустил шанса и воспользовался доверчивостью Анны. Она могла и с охотой ответить на чувства любвеобильного кузена, будучи внучкой сладострастного и плодовитого «делателя детей», к тому же в более позднее время ходили разговоры о ее любви к вину и прочим излишествам, а также слухи о тайных беременностях. Я опасалась, что спекулирование на этих темах выставит Анну в неверном свете, однако, заново изучив ее историю, нашла свидетельства, которые можно счесть подтверждающими высказанную точку зрения. Примечательно, что, когда речь зашла об основаниях для аннулирования брака, Генрих в большей степени рассчитывал на проблемы с недорасторгнутой помолвкой, чем на незавершение брака. Ходили разговоры, что тело Анны осматривали для доказательства ее девственности, но это ни к чему не привело. Тревожился ли Генрих, как бы это исследование не выявило, что его жена не девственница? Как стал бы он доказывать, что не причастен к ее дефлорации? Обвинение Анны в добрачных сношениях с мужчинами привело бы к дипломатическому скандалу с Клеве.
В ходе судебных слушаний по поводу аннулирования брака Генрих делал противоречивые заявления относительно того, была ли Анна девственницей в их брачную ночь. В одном он утверждал: «Я никогда ради любви к женщине не соглашался жениться, даже,
Сама Анна утверждала, что отдала себя одному мужчине и останется его супругой до горькой кончины. Она согласилась на аннулирование брака, «признав целостность своего тела, состояние [которого] осталось неприкосновенным от любого акта плотского познания». Трудно представить Анну, особенно учитывая сложившиеся обстоятельства, признающейся в том, что она пришла к Генриху, будучи лишенной девичества. В акте парламента, объявлявшем о расторжении брака короля, говорилось: «Леди Анна открыто признала, что остается не познанной плотски телом короля». Было ли это утверждение безоговорочным? Вскоре после этого Анна говорила советникам, что «будет отстаивать истину в том, что касается целостности и чистоты ее тела». Своему брату она сообщала, что ее тело «сохранило чистоту, которую я принесла в это королевство». В обоих случаях она, вероятно, говорила чистую правду.
Однако существует и саркастическое мнение реформистов: «А что до ответа архиепископа Кентерберийского и других епископов на письмо короля с приказанием разобраться в деле, в котором они заключили, что Анна Клевская остается девой, то это действительно очень похоже на правду!» Реформисты с трудом могли поверить, что Генрих не лишил ее девственности, и, вероятно, в то, что она была девственницей в любом случае.
Биограф Генриха VIII, писавший о нем в XVII веке, лорд Херберт, загадочно намекает на некие «тайные причины», которые могли быть использованы для доказательства несостоятельности брака, но никогда не предъявлялись открыто, и добавляет, что «король без большой необходимости не стал бы раскрывать [их], так как они касались чести леди». Могли ли эти тайные причины быть связаны с часто упоминаемыми сомнениями Генриха в непорочности Анны? Не вызывает больших сомнений, что, если бы она воспротивилась разводу, он использовал бы против нее эти «тайные причины».
В течение шестнадцати месяцев, пока велось дело об аннулировании брака, Анна снискала себе некую репутацию. В декабре 1541 года Шапюи сообщал о своем разговоре с сэром Уильямом Паджетом насчет поведения Анны и витающих вокруг нее слухов. Казалось, в Лондоне и Нижних Землях широко известно о ее пристрастии к вину и прочим излишествам. Может быть, вновь обретенная свобода, как вино, ударила ей в голову?
Необычный эпизод, случившийся в декабре 1541 года, стал основой для другой сюжетной линии романа. Речь идет о моменте, когда советники сообщили королю, что они «расследовали новое дело, а именно: что леди Анна Клевская будто бы родила хорошенького мальчика, и чей он может быть, кроме как его величества короля, и зачат-де [в январе], когда она была в Хэмптон-Корте, что есть презреннейшая из клевет». Ребенок якобы появился на свет в сентябре. Шапюи говорит, что слухи об этом циркулировали весьма широко.