Кранмер повернулся к гостям, спросил, знают ли они о каких-либо законных препятствиях к браку. Все до единого ответили «нет». Архиепископ, кажется, удовлетворился этим и приступил к церемонии венчания. По его кивку король надел на палец Анны кольцо, и она разглядела на нем выбранный Генрихом девиз: «Господь, дай сил держаться». Никогда еще она не нуждалась сильнее в Божественной защите и помощи.
Обратного пути не было, в Клеве ей не вернуться. Их объявили мужем и женой. Кранмер благословил молодых и пожелал, чтобы их союз был плодоносным. Анна наконец стала королевой Англии. Лорды низко кланялись, когда король вел ее рука об руку в свою праздничную молельню[30]
слушать венчальную мессу. Кранмер прочел «Agnus Dei» и «Pax Domini», потом благословил Анну поцелуем, после чего король в свою очередь обнял и поцеловал ее. Получив причастие, Генрих и Анна поставили свои свечи на подсвечники у алтаря.По окончании службы им предложили вино со специями, затрубили трубы, и герольд торжественно прошествовал по дворцу, объявляя во всеуслышание титул и форму обращения к Анне. Когда он вернулся, проделав путь среди толпы придворных, которым не терпелось увидеть новую королеву — или попасться ей на глаза, — король в награду дал глашатаю кошелек с серебряными шиллингами.
Поставив кубок, Генрих поцеловал Анне руку и ушел в свои личные покои переодеваться, а герцоги Норфолк и Саффолк вместе со всеми придворными дамами проводили Анну в ее комнаты. Она не успела снять подвенечное платье, как вскоре после девяти часов ее позвали слушать мессу Святой Троицы: был праздник Богоявления. Как и подобало королеве Англии, Анна шла в процессии, которую возглавлял сержант при оружии[31]
и другие официальные лица, и прибыла в праздничную молельню одновременно с королем, одетым в платье из дорогой тафты с подкладкой из вышитого алого бархата. Идя бок о бок, они ввели в Королевскую капеллу свои свиты для участия в великолепной церемонии приношения даров, будто шли по стопам Трех Царей.После мессы под звук фанфар Генрих и Анна вошли в приемный зал короля, чтобы пообедать в присутствии всего двора: главные лорды и государственные сановники готовы были прислуживать им. Напряженная от волнения, Анна села в кресло рядом с королевским троном. Угощение подавали с большими церемониями, и ели в основном в молчании, лишь изредка король интересовался, нравится ли ей то или другое блюдо, к которым она едва прикасалась, или отпускал ремарки в адрес Норфолка или Саффолка. Когда обед закончился, Анна с облегчением скрылась в своих апартаментах, но даже здесь она не могла расслабиться, потому что вокруг вились дамы, поздравляли ее и хвалили: как хорошо она держалась.
— Вы были до последнего дюйма королевой, мадам! — восторгалась Маргарет Дуглас.
— И так прекрасно выглядели; все смотрели на вас! — воскликнула Сюзанна.
Только герцогиня Ричмонд и леди Рочфорд держались в стороне. Может быть, для них Анна олицетворяла союз, который они не одобряли, но разве нельзя было попытаться полюбить ее саму за то, какая она?
После обеда Анна отдыхала, лежа на постели, радуясь, что с нее сняли тяжелое парчовое платье. Она попыталась уснуть, но это было невозможно. Мысли о грядущей ночи не давали ей покоя.
Уже стемнело, когда матушка Лёве пришла будить ее и принесла кружку ягодного эля с пряностями, который очень любили при дворе и наливали всем, кто приходил за питьем, каждый вечер в буфетной рядом с кухней. Анна с благодарностью приняла его, надеясь, что он поможет ей одолеть страх.
Пора было готовиться к вечерним торжествам. Дамы облачили ее в платье из тафты с пышными рукавами и Stickelchen, который был на ней в субботу во время церемонии встречи в Блэкхите. Ее немецкие фрейлины, одетые в похожие наряды, находились в приподнятом настроении. Анне тоже хотелось бы чувствовать себя как на празднике и вместе с ними беззаботно веселиться. Им не придется ложиться в постель со страшным мужчиной, от которого дурно пахнет и который мог не без причины сильно разозлиться на нее.
С ним Анна встретилась в капелле, где отслужили вечерню, после чего они ужинали наедине; с ними была только Сюзанна. И снова Генрих проявлял внимание и заботливость. Он заговорил о своих дочерях Марии и Елизавете, о принце Эдуарде, который, судя по словам короля, был очень самоуверенным мальчиком и с нетерпением ждал встречи с Анной.
— Я стану для него матерью, — сказала она, делая глоток вина и пытаясь не думать о другом ребенке, который потерял родителей. — Принц, должно быть, скучает по королеве Джейн.
— Он ее не знал. Она умерла через двенадцать дней после родов, — ответил король, и по его лицу пробежала тень. — У него есть няня, матушка Джек, которую он любит, и леди Брайан: она весьма умело заправляет всем в его детской. Все мои дети находились на ее попечении.
Казалось, в жизни принца нет места для Анны. Она постаралась не падать духом. И была рада, когда Генрих отпустил какую-то шутку и оживился, переключившись на разговор о своих конях. Но дистанция между ними все равно сохранялась.