Убрали остатки второй подачи блюд, Анна допила третий кубок вина. Они перешли в приемный зал, где собрались наиболее близкие к королю придворные, чтобы поучаствовать в сладком банкете. За ним последовали развлечения, и Анна радовалась возможности ненадолго отвлечься от своих страхов. Она никогда не видела ничего подобного маскараду Гименея. Что сказали бы в Клеве, если бы увидели лордов и леди, танцующих вместе в очень открытых костюмах, или услышали шутки, которые, судя по гоготу публики, были откровенно непристойными? К счастью, Анна не понимала их смысла. Но некоторые лорды из ее эскорта понимали; Олислегер и Гохштаден оба покраснели до ушей. У Анны их смущение вызывало жалость. Но, казалось, никто больше не испытывал неприятных ощущений; придворные пронзительно смеялись. Многие были пьяны. Анна попыталась сама немного захмелеть, но сегодня, когда она больше всего нуждалась в этом, вино как будто не оказывало на нее никакого действия.
Сидевший рядом король объяснял, что Гименей, бог брака, выступает в роли арбитра в споре между Юноной, богиней супружества, и Венерой, богиней любви и желания, которая предпочитала сохранять свободу. Разумеется, никакого реального состязания не было, особенно в данной ситуации: брак победил, как все и предсказывали.
Анна не ожидала, что по завершении шутливых дебатов между божествами участники игры, мужчины и женщины, бросятся к зрителям и начнут поднимать всех на ноги и побуждать к танцам. Лукавая нимфа, очень похожая на Анну Бассет — боже правый, это и была Анна Бассет, известная кокетка! — подошла к самому королю, улыбаясь и протягивая к нему руку. Однако тот повернулся к ней и сказал:
— Простите меня, прекрасная нимфа, но сегодня я должен чтить свою королеву, — после чего, изрядно удивив Анну, подал ей свою толстую руку.
В ужасе уставившись на нее, Анна подумала: неужели король и правда просил ее присоединиться к нему и пойти кружиться среди пар по залу?
— Вы составите мне компанию, мадам? — спросил он, подтвердив ее опасения.
Она не умела танцевать! Что ей делать? Осмелится она выставить себя на посмешище перед всем двором? Или рискнет расстроить короля? Что хуже?
Анна набрала в грудь воздуха и сказала, принимая руку Генриха:
— Если это порадует ваше величество, хотя, боюсь, я весьма неопытна в танцах.
— Тогда я вас научу, — бодро сказал король.
Придворные расступились, Анна с Генрихом сошли с помоста, музыка стихла. Король, не отпуская руки Анны, развернул ее лицом к себе.
— Мы станцуем павану — королевскую павану! — воскликнул он, и музыканты завели другую мелодию, более медленную, с четким ритмом тамбуринов.
— Вы делаете один шаг на два удара, — сказал Генрих. — Отхо́дите в сторону, а потом ступаете вперед. Это очень медленный и величавый танец, весьма подходящий для торжественных случаев.
Анна быстро усвоила движения и вскоре уже двигалась по полу легко и изящно. В конце она сделала низкий реверанс, а король поклонился, и они вернулись на помост под громкие одобрительные возгласы придворных.
Генрих склонился к ней и сказал:
— Становится поздно. Пора нам идти на покой.
У Анны закружилась голова. Король подал знак матушке Лёве.
— Пусть дамы помогут королеве лечь в постель, — приказал он и встал.
Танцоры остановились, все сделали низкие реверансы.
— Мадам, мы скоро увидимся, — с поклоном сказал Генрих и удалился; за ним последовали его джентльмены, ухмыляясь и подталкивая друг друга локтями.
Вернувшись в свои покои, Анна пыталась побороть панику. Дрожа всем телом, она быстро прошла в спальню; фрейлины едва поспевали за ней.
Удивительно, но, пока она пировала внизу, ее кровать заменили на другую — расписную, дубовую. На подголовнике выше их с королем инициалов была вырезана дата ее помолвки — «1539». Анна залилась краской, увидев резные изображения с обеих сторон — херувим ужасающе приапический и беременный. Послание не могло быть более откровенным.
Она силилась унять растревоженное сердце, пока с нее снимали платье и матушка Лёве надевала на нее сорочку из тончайшего батиста. Анастасия открепила розмарин от свадебного платья Анны и разбросала веточки поверх покрывала. Волосы Анне расчесали до блеска, и она забралась в постель на той стороне, где был изображен беременный херувим, оперлась спиной на высокую подушку и натянула одеяло поверх груди. Матушка Лёве разложила ее локоны по плечам как блестящую золотом накидку.
Они в молчании ждали прибытия короля и церемонии укладывания молодоженов в постель. «Сварить бы в кипящем масле того, кто придумал этот унизительный ритуал!» — сердито думала Анна. Происходящее между двумя людьми на брачном ложе должно оставаться их личным делом. Но вот она лежит в ночной сорочке и ждет, пока над ней совершат насилие (другого слова не подберешь) и разыграют этот отвратительный спектакль!