– У тебя есть вопросы относительно мамы, ее депрессии или самоубийства, на которые я мог бы ответить?
Или:
– Может быть, ты напишешь маме письмо, расскажешь о своих чувствах и мыслях в письменном виде?
Я ценю его попытки, только в таких случаях папа не похож на себя. Получается как-то… неестественно. Однажды вечером мы сидели на диване и смотрели фильм про морских выдр. Я прислонилась к нему. Мы даже громко смеялись, когда показывали, как эти забавные зверьки, когда спят, держатся лапками друг за друга, чтобы их не унесло морским течением. Вдруг папа сказал:
– Ты прошлой ночью разговаривала во сне.
– Да?
Удивительно. Когда я была маленькой, мне говорили, что я разговариваю во сне, но с тех пор прошло несколько лет.
– Да… ты сказала одну вещь, которая меня удивила. Про какой-то список. Несколько раз произнесла это слово – «список». Саша… что это за список?
Я замерла.
– Что еще я сказала?
Я старалась, чтобы мой голос звучал как обычно, но было заметно, что он напрягся.
– Я не разобрал, что-то про книги и еще про лес, или не про лес?
– Отменить прогулки в лесу, – сказала я на автомате.
– Да! Точно! Отменить прогулки в лесу. Что это значит?
Я слышу звуки, доносящиеся из телевизора. Голос рассказывает о морских выдрах. О том, что они питаются мидиями, моллюсками и морскими ежами. Чтобы достать свою добычу из раковины, выдра кладет ее себе на грудь и расщепляет камнем.
Я встаю. Захожу в мою комнату, беру Дарта Вейдера и ставлю его на тумбочку перед папой.
Папа удивленно смотрит на меня.
– Открой отделение для батарейки!
– Окей.
Он морщит лоб. Несколько секунд возится с черной пластиковой крышкой на спине Дарта Вейдера, наконец открывает ее и вопросительно смотрит на меня.
– Вынь записку.
Папа достает записку, несколько недель томившуюся в темном нутре Дарта Вейдера.
– Разверни. Читай.
Папа разворачивает листок и некоторое время смотрит на него. Я вижу, как его глаза скользят по листку. Мое сердце громко стучит, я тяжело дышу, а ноги нервно дергаются, как у Осси. Наконец папа переводит взгляд на меня. Время остановилось. Что он сейчас скажет? Он кашлянул и говорит:
– Я пробовал прочитать, но там такие мелкие буквы. Ничего не могу разглядеть!
На мгновение меня охватывает гнев, но потом я начинаю хохотать. Я так нервничала, а он ничего не разглядел! Папа неуверенно улыбается.
Я сажусь на диван и забираю у него листок. И читаю вслух пункт за пунктом, что я должна сделать, чтобы выжить и не стать такой, как она.
Я закончила читать и посмотрела на папу. У него совершенно несчастный вид, глаза ничего не выражают, а брови нахмурены.
– Саша, любимая. Ты выживешь, нет, не просто выживешь, ты будешь жить! Я знаю. У мамы было много особенностей, которые… отягощали ее жизнь… но было много и замечательных, удивительных черт. И я вижу их в тебе. Я вижу эти черты в тебе!
– Но я НЕ ХОЧУ! Не хочу быть похожей на нее.
– А ты и не похожа на нее, ты сама по себе. Но у тебя же есть мои черты, правда? И ее черты тоже есть.
– Я этого не хочу. Она была больной. Депрессивной.
– Это так. Но не всегда. И не постоянно. Нельзя перечеркнуть все.
Папа встает с дивана. Он подходит к тумбе под телевизором и садится на корточки. И пока две выдры, лежа на спине, скользят рядышком по воде к горизонту, папа открывает тумбу и что-то оттуда достает. Большую книгу в красной обложке. Я знаю, что это. Это альбом с моими фотографиями, когда я была маленькой. Папа кладет его на стол, садится рядом со мной и открывает альбом на первой странице. На ней черно-белое ультразвуковое изображение меня в мамином животе.
– Ты знаешь о том, что мама и ребенок, находящийся у нее в животе, обмениваются клетками? Никто не знает, почему это происходит. Но разве это не здорово?
Под снимком написано папиной рукой: «Наша любимая малышка в восемнадцать недель!»
На следующей странице я лежу в маминых объятиях, у меня короткие темные волосы и бело-синие ползунки со слоном. Мне всего три дня. Мама улыбается и кормит меня молоком из бутылочки. Мы смотрим друг на друга. Внизу мама написала: «Ich liebe dich zum Mond und zurück». Это значит: «Моей любви к тебе хватит на всю дорогу до луны и обратно». Она всегда мне так говорила. До луны и обратно. У меня резануло в сердце. Ведь я это почти забыла.