“Но я кормлю ребенка, и не смогу поехать с вами”, – отвечает она, и ее черные глаза не отрываются от красивого мужчины. Все его движения, манера общения, напоминают ей отца. Все эти годы в Израиле она ищет его, и вот, наконец-то нашла того, кого искала. Мысль мгновенно проносится в мозгу: в облике министра юстиции удивительно смешиваются девятнадцатый и двадцатый века. Ее отцом завершилась эпоха, а Пинхасом Розеном, пламенным сионистом, эпоха началась.
“Если так, останемся здесь”.
“Уважаемая писательница, как возникла у вас идея написать книгу о Германии?” – голос его негромок, но взволнован.
Она рассказывает о посещении послевоенной Германии и о своем неприятии движения “ханаанцев”.
“Мне кажется, что в книге о еврействе Германии, сионизм немецких евреев должен быть поставлен во главу угла, а вы слишком много пишете о коммунистах и социал-демократах, и намного меньше о евреях”.
Медленно и негромко, с расстановкой, министр выговаривает слова.
“Уважаемый министр, главная цель книги – показать причины прихода Гитлера к власти в такой стране, как Германия”.
“Но во втором томе еврейство Германии не будет обделено”, – вмешивается Израиль в разговор. Это следует и материала, который жена его собрала в библиотеке, готовясь писать продолжение книги.
“Если так, вы должны продолжить писать роман в Германии. Я помогу вам поехать туда”.
Министр смотрит на нее пристальным взглядом. В тридцатые годы он встретился лицом к лицу с одним из героев романа, который был уполномочен доктором Хаимом Вейцманом – предостеречь евреев Германии от надвигающейся на них ужасной Катастрофы. Пинхас Розен описывает эту драматическую встречу с лидерами еврейства Германии в Берлине, где господствовал страх. Его поддерживал адвокат, сионист – доктор Филипп Коцовер, выведенный в ее романе под именем Филиппа Ласкера. Большинство на встрече вообще не интересовали сионисты, и все его доводы были ими отвергнуты. Они были уверены в том, что Гитлер – случайный эпизод и что немцы культурный народ и не сдадутся такому грубому простаку и мужлану, как Гитлер. Министр немного повышает голос:
“Даже восточные евреи, положение которых было намного хуже евреев Германии, не слушали меня. Бизнес у немецких евреев процветал, возводились роскошные дома, и никто не хотел пускаться в скитания”.
Дружеская атмосфера в доме позволяет министру открыть душу. Он говорит о своем прошлом. И она не может не сравнивать его со своим отцом. Оба неисправимые либералы, которые верили в человеческий разум, в свободу личности, в права человека и в личную неприкосновенность. Министр, как и отец, стали свидетелями исчезновения ценностей, которые они впитали с детства. Оба воевали в Первую мировую войну. Мечта прусского офицера Пинхаса Розена, воевавшего на русском фронте, отличалась от мечты ее отца, сражавшегося под Верденом во Франции. В разгар войны юный Розен мечтал о стране праотцев. Мелкими буквами, плотно примыкающими одна к другой, он писал на открытке, посланной другу с поля боя:
“Мы воюем, но это не наша война. Мы воюем за чужую страну, и даже на миг не должны забывать, что мы евреи и наше место не среди немцев”.
Отец ее и Феликс Розенблит – таким было настоящее имя министра в те годы, – оба были верны народу культуры, этики и просвещения.
Теодор Герцль считал, что сионизм – движение евреев, которым не удается ассимилироваться. До конца своей жизни ее отец жил как ассимилированный еврей, а молодой Феликс не хотел этого. Сионистское движение было тогда романтикой, независимой от научных мировоззрений в Европе тех лет. Как и германские молодые сионисты, либерал не воспринимал сионистское движение как чисто еврейское, а как общечеловеческое, важное для всех людей.
Каждый из них – отец и будущий министр – пошел своим путем. Легкие отца были отравлены во время газовой атаки, а будущий министр работал во имя евреев.
В Германии он занимался сионистской деятельностью и был юристом, а также одним из основателей молодежного сионистского движения, редактировал журнал этого движения. Делал все возможное для тех, кого преследовал нацистский режим, заставивший их бежать из Германии.
Израиль говорит, что хотел бы заниматься еврейством Польши. Министр вспоминает, какое сильное впечатление произвела приверженность польских солдат иудаизму на германских солдат-евреев, и говорит о тяжкой потере для всего еврейского народа.
Израиль добавляет, что убийство польских евреев это, по сути, уничтожение всего европейского еврейства, которое уже никогда не восстанет из небытия. Это также трагически повлияло на создание государства Израиль. Часы бегут, и беседа переходит на израильскую политику.
Только к вечеру министр простился с Наоми и Израилем. Они расстались задушевными друзьями. Роскошный служебный автомобиль покинул кибуц. А в их доме произошла крайне неприятная сцена. Кибуцники хватали остатки угощения со стола. Печенье, фрукты, напитки уносились в столовую кибуца. Хозяева были в шоке. Успешный визит министра породил зависть к семье интеллектуалов.