Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая

Я дошел до конца тропы.
Дальше дороги нет.
Там сидела царская дочь
Без короны
Без роскоши и великолепия
Некрасивая печальная замкнутая.
Сказал я: дошел до края
Пастух я, чье стадо рассеялось.
Ограблен до нитки.
Лишь теленок остался прыткий
Родился вчера, золотая шерстка на нем
Глазки девственны
Посижу с ним здесь напою его из родника
Ибо дальше нет пути. И солнце заходит.
И сказала она: сядь, отдохни, путник,
Напейся и теленка напои.
Я тоже дошла до границы
И сбросила корону мою и царское одеяние,
Не умывала лица много дней,
Утоляю жажду из родника,
Ем, что поле пошлет.
Сижу и ожидаю того, кто пройдет.
И вот, явился ты, сядь, будь гостем
Безмолвию моему.
И сказал он: чем дружбе поможет безмолвие,
Завершились пути,
Завершается день.
Обернулась к нему,
Был печален, серьезен и тих ее взгляд.
Ты послушай меня, пастух,
Я дошла до границы,
Но за каждой границей есть иная страна,
Есть иные пути в новый мир,
И после каждого дня новый день наступает.
И погладил я теленка, родившегося вчера,
Омыл его водой из родника,
И шерстка его посветлела в лучах заката.
И что сказать: только и осталась у меня
Шерстка теленка, родившегося вчера,
И это – от огромного стада.
И что сказать: в свете вечерних теней
Видел я скалы – преграды пути моему
И всем, кто скитается в мире.
И царская дочь без движенья сидела,
Погруженная в свои мысли,
Рождающие идею тяжкую в своем созревании,
Как беременная женщина перед раскрытием чрева.

В коротком рассказе она ведет диалог с Израилем об их положении, повторяя то, что написано стихами. Говорит о том, что новый путь открыт, если только он согласится пересечь границу между ними.

“Израиль, движение “Ашомер Ацаир” не может быть духовным домом людей, переживших Катастрофу. Даже для таких как я, которой она коснулась совсем немного”.

По ночам мысли не дают ей покоя, и она не может сомкнуть глаз. В последние недели она присоединилась к курсу по каббалистической литературе в Иерусалимском университете.

Она нашептывает ночами Израилю: “Дети наши ассимилируются, отчуждаются от своих корней. Бог изгнан из кибуца. Но, изгнанный, он забирает с собой смысл понятий о добре и зле. Исчезает граница между светом и тьмой. Но поиск святости не прекратится. От искр веры загораются медленно, но если уже вспыхивают, их больше не загасить”.

Иудаизм становится главной темой романа, над которым она работает. Гершон Шалом радуется тому, как расширяется горизонт ее познания Торы, ее символов и образов.

“Ривка Шац, Шломо Бен-Йосеф и Наоми Френкель – лучшие мои ученики”.

Человек должен быть активным на путях Бога. Эту мысль профессора она вынесла еще с той поры, когда посещала его курс на горе Скопус. Человек должен искать Бога по множеству Его путей, и все они верны. Нет одной молитвы, есть много молитв. Бог не выступает в одном лице, а во множестве лиц.

Курс Шалома, основой которого является представление и научное обоснование каббалистического мышления, языка его философских и социологических символов, понятных людям двадцатого века, дает ей глубинную основу творчества. Обладая природной интуицией, мастер слова раскрывает для себя волшебство духовного мира, родившегося из тяжкого кризиса в иудаизме. Каббалисты пытались расшифровать тайны мира, как выражение тайн Божественной жизни. Их картины и диаграммы глубинно связаны с историческими испытаниями еврейского народа. Великий вклад Каббалы в том, что она стремится к пониманию “исторической психологии” иудаизма.