Она сидит между Наоми и Израилем и дрожащим голосом рассказывает, как по окончанию войны решила не ехать в Америку, а репатриироваться в Израиль вслед за своим любимым учителем Израилем Розенцвайгом. Образ его с большой копной волос и голубыми добрыми глазами стоял перед ней в тяжкие дни Варшавского гетто. В этом аду она помнила его милосердное сердце, его раскатистый смех. В той непроглядной тьме Израиль был светом в ее душе, он хранил в ней дух и силу, помогая не сойти с ума. Когда убийцы стояли перед ней, ее укрепляла мысль, что в мире существуют добросердечные люди. Когда она страдала от голода, то вспоминала учителя, который предложил бутерброд одной из самых бедных учениц в классе. Та отказывалась его взять, ибо сам учитель голоден. Израиль откусил от бутерброда и сказал: “Теперь я уже не голоден. Она вспоминала, как волновалась ученица, вызванная им к доске. Он попросил ее прочесть текст. И она, к удивлению всего класса, прочла этот текст, без запинки, наизусть. Израиль извлек из кармана сочное яблоко и протянул его ученице. В то время это был дорогой подарок. Девочка была счастлива. Такое яблоко получали лишь ученицы из богатых семей.
Хая принесла своему учителю написанные на идиш воспоминания.
“За дружбу не платят”, – отказался Израиль от платы за редактуру книги.
Они вместе читали рассказ, в котором соседствовали ужас, героизм и даже юмор. Израиль редактировал текст, не уставая удивляться жизненной силе этой маленькой женщины, но по ночам его преследовали ужасы Катастрофы. Хая и ее семья были загнаны в гетто по доносу соседа-поляка. Она одна сумела выжить. Ее муж, две дочери, родители и близкие друзья погибли. Собрав оставшиеся душевные силы, она создала новую семью. Репатриировалась в Израиль с мужем и маленькой дочкой.
У мужа магазин одежды в Тель-Авиве. Покупатели получают удовольствие не только от товара, но и от сочных, порой соленых сплетен и анекдотов портнихи и продавщицы. Кроме того, она терпеливо выслушивает рассказы об их бедах и радостях.
Наоми чувствовала перемены, которые внесла в его жизнь Хая. Проснувшаяся в нем сила жизни заставила его использовать все свои связи, чтобы выпустить в свет ее книгу. Израиль, предпочитавший прятаться от людей, откликался на приглашения Хаи. В ее доме, в Тель-Авиве, его принимали по-царски. Гостеприимство Хаи не имело границ. Между рассказами она носилась из кухни в салон, принося все новые вкусные блюда уважаемому гостю.
Они делились общими воспоминаниями, в которых Наоми не было места. Она лишь слушала рассказы о детях в рваной одежде, о сухой корке хлеба в школьном ранце, спрятанной, как сокровище, среди учебников… И, конечно же, об учителе Израиле, который пытался решить проблемы учеников, радовал их своим юмором и добрым настроением. И во время учебы и в играх в мяч на переменах, он старался вызвать улыбку на их лицах. Но чем лучше учились его ученики, тем сильнее его критиковало школьное начальство. Учителя видели его танцующим “хору” вместе с учениками, не сохраняющим положенную дистанцию. Его осудили всем учительским коллективом. Благодаря встрече Израиля с Хаей, перед Наоми открылся целый мир, сокрытый в душе любимого мужа.
Одна нежданная встреча следует за другой. Рыжий парень, высокий и некрасивый, в длинном, черном, измятом пальто стоял на пороге их дома и спрашивал: “Ты из семьи Кротовских?”
На глазах у Наоми выступили слезы, колени задрожали. Прежде, чем она пришла в себя, он представился:
“Меня зовут Филипп Кротовский. Я твой брат со стороны Малки Кротовской” – назвал он имя ее покойной матери. Выяснилось, что из всей семьи в живых остался лишь он, сын младшего брата ее матери. Она оглядела его с ног до головы: рыжие пейсы и рыжая борода, залатанная одежда, поверх ее – штреймл. Она решила угостить его обедом, но он даже не прикоснулся к некошерной пище, только выпил стакан воды.
Затем рассказал, что с ним случилось. Он воспитывался во Франкфурте. С началом войны движение “Агудат Исраэль” сумело спасти детей и юношей, отослав их в Англию. Британцы перевели их оттуда в Канаду. Все родственники из Польши и Германии погибли в Аушвице. Филипп сказал, что пришел к ней с просьбой: найти ему в жены религиозную женщину. Он ушел к себе, в квартал Меа Шеарим, а Наоми бросилась к телефону – позвонить Лотшин.